Аманболь / Казахстан

Резюме.

Мой дед, немецкий рабочий, спрятал от нацистов русское знамя. Полицая
несколько раз делала обыск в  его доме, арестовала его, но знамя не нашла.

Когда советская армия приблизилась  к городу, он достал знамя из тайника
и вышел с ним навстречу советской армии. Это было 8 мая 1945 года, в
последний день войны.

Эту встреча была праздником и советские солдаты пришли к деду в дом, где
у него было  девять детей.  Они помогли его семье с продоволствием.
Таким образом познакомилась моя мать со старшим лейтинантом Аментаем
Нуралиевым .

Произошло то, что и должно было произойти, моя мать забеременила.

На старшего лейтинанта донесли , так как у него была связь с немкой, это
не приветствовалось сталинским режимом.

Комендант майор Никифонов помог ему. Он дал отпуск старшему лейтинанту и
приказал вернуться , женившись на казашке.

И он женился на казашке Анипе из своего аула.

Перед возвращением на родину , где он жил вблизи  города Кызалорда,
они вместе пришли в больницу к моей матери, где я родился.

У Аментая родился сын.Он хотел его назвать Аментоль, что означает жизнь
или живи здоровым. Потом он передумал, так как он думал, что у мальчика
возможно возникнут трудности в жизни с таким именем, и он назвал его
Анатолием.  Аментай уехал со своей женой домой - это конец первой части.

Во времена ГДР  я был  два раза в советском посольстве. В первый раз меня не
впустили. Во второй раз под другим предлогом я вошёл в посольство, но
узнав о моей проблеме, меня попросили из посольства.

В 1996 году приближался мой 50-летний юбилей, и я спросил себя, что  я
хотел бы ещё достичь в жизни:  я хотел найти моего отца. Через год я
узнал, что мой отец умер в 1992 году.

В Казахстане живут  девять его дочерей, мои сестры. Они знали , что у
них есть брат в Германии. Вот он и объявился. Первая  поезка туда была
очень запоминающаяся.

После возвращения в Берлин, я начал поиск казахов. В 1999 году я вступил
в общество немецко-казахской  дружбы.

Я стал ездить к своей семье в Казахстан. Там я встретил Мирамкуль и мы
поженились.  Всё моё окружение и в том числе члены немецко-казахского
общества советовали мне уехать в Казахстам и там жить с моей женой.
Конечно существуют определенные культурные различия в образе жизни между
центральноазиатскими республиками и немцами, которые я в то время не
понимал. Постеренно я понял, что руководство не хочет меня принять в
стране. Мои многочисленные  попытки обосноваться были присечены на корню. Даже
моя попытка работать в одной из немецких фирм потерпела провал.

После того как всё проваливалось, я написал письмо Нарзултану
Назарбаеву. Он не ответил на него.

С тяжелым сердцем я вернулся в Берлин. Разочарование, развод - конец
второй части.

Казахстан - мусульманская страна и там семья- это святое. Простые люди
обнимали меня, когда слышали, что я хочу там жить. Руководство
оставалось холодным.  Сегодня я вижу, что простые казахи разочарованы
этим , и я их утешаю.

Долго я не мог прийти в себя, но друзья , спорт помогли мне это
пережить. Летом 2010 года я привык  к этой ситуации. Я встретил ещё одну
казашку, с которой мог бы представить свою жизнь, которая тоже хотела бы
со мной жить, но я , зная , что руководство этой страны не приветствует
этого,  я не хотел  сделать её несчатной. Я  уже  был научен плохим опытом.

  В принципе хотелось бы заметить, что из Казахстана выехало почти
миллион этнических немцев в Германию, которые интегрировались здесь.

Казахстан не в состоянии или не хочет решить ни одну единственную
подобную проблему уже 18 лет.

Иногда я думаю, что нет никого в Астане, кто в состоянии решить эту
проблему. Это говорит о уровне развития страны, поэтому я и назвал
рассказ "Ханство".

Моя мать не могла жить с моим отцом из-за сталинского режима,  60 лет
позже я также не мог жить с моей женой в Казахстане в существующем
общественном строе.

2. Мне помешали войти в роль главы моей семьи. И в 2014 году вместе с
другими детьми русских, которым не легко пришлось в жизни, мы создали
сообщество, которое предлагает помощь  нам подобным. Но  и в этом нам не
было помощи со стороны Казахстана. Может быть и поэтому этот проект был
успешным.

11. 4. 2017

 

СОДЕРЖАНИЕ

1. Глава Наследсво отца

2. Глава Первые поездки

3. Глава экскурсия на Ыссык Куль

4. Глава Мирамкуль

5. Глава Город Кызылорда

6. Глава Фильм должен будет сниматься

7. Глава Ханы показывают своё лицо

Эпилог

Объяснение по содержанию

Список названных лиц

 

Удачи!

Комментарии приветствуются.

Platon_57b

 

Январь 2012

 

 

Ханство

Эта история основана на фактах. Конечно, субъективные оценки возможны в повествовании, но летописец старается придерживаться фактов и хронологии.

1. Наследство отца

Я сидел в самолете, опираясь на подлокотники кресла и пристегнув ремни, смотрел в окно. Моим соседом был молодой человек. Шла обычная процедура запуска двигателей и подготовки к полету.
Стюардесса с миндалевидными глазами знакомила с правилами безопасности при взлёте, указывала на аварийные выходы. Под конец она и её коллеги проверили, все ли и всё под контролем, соответствует ли количество пассажиров спискам и все ли они пристёгнуты. Шум моторов становился все громче, самолет оторвался от земли.
Первый раз в жизни я летал в 1959 году, когда мне было 13 лет. Тогда я был курсантом Кадетского корпуса, был одет в форму, должен был отдавать честь всем военным. Конечно, мы учились в элитном заведении, но не осознавали этого, по крайней мере, я.
Моя семья родом из мест, называемых Рудными горами. Моя мать вышла замуж в 1953 году за менеджера студии документальных фильмов и переехала в Берлин. В том же году она забрала меня от бабушки и дедушки в Берлин, и я пошел в школу. В 1958 г. мама отдала меня в военное училище. Мне пришлось принять участие в конкурсе, в котором приняли участие более тысячи человек. В училище мы изучали математику, немецкий язык и другие общеобразовательные предметы, занимались спортом. Нас, курсантов, было 52 человека. Всего в училище было два класса.

 

Во время отпуска я обычно ездил в Рудные горы к бабушке и дедушке. Однажды мама приехала за мной, и мы поехали автобусом в Дрезден. В городе взяли из офиса авиакомпании билеты и поехали в аэропорт. Полет оказал на меня большое впечатление.

 

ИЛ-12 большими винтами надвигался на нас, взгремев над аэродромом, взлетел и направился в Берлин. Самолёт вздрагивал в воздухе, неожиданно поднимался и опускался. Мне всё это нравилось, я с интересом рассматривал все уменьшающие дома, улицы, поля в окно. Было интересно лететь над облаками. Это было удивительное путешествие. К сожалению, удовольствие было недолгим.

 

Это был мой первый полет, и он запомнился надолго. Моя же мать не могла ходить на работу 14 дней после этого полёта. Ей полёт явно не понравился. Теперь я сидел в Airbus монгольской авиакомпании, вылетавшем в Москву, где мне предстояла пересадка на самолёт до Алматы. Это был 1999 год. Рядом со мной сидел молодой человек из Восточной Германии, который работал в монгольской рудной провинции. Он рассказывал об огромных просторах страны, о девушках.

 

В основном он рассказывал о своей работе, иронично называя себя кочевником из Восточной Европы и сравнивал с монгольскими кочевниками.

 

Между ними существовали значительные различия, но и в чем-то была и схожесть.

 

Вскоре он исчерпал эту тему, и я увидел, что внизу уже темнела земля.
Москва-Шереметьево 1. Я попрощался с соседями по полёту, и мы пожелали друг другу удачи. Несколько пассажиров, включая меня, вышли из машины. На паспортном контроле образовалась небольшая очередь. Через несколько минут я вручил красивой русской пограничнице мой паспорт и залюбовался ею, т.к. она действительно была красавицей. Я сделал ей комплимент, покопавшись в моём, давно забытом русском.

 

Она ответила мне: "У вас виза не действительна." Это было, как гром среди ясного неба. Но я улыбнулся ей и ответил: "Вот видите, это моя виза. Я должен продолжать полёт в Алматы». Вначале я подумал, что моя виза не распространяется на Россию. Но дело было не в этом. Она, указав на дату, сказала: "Да, я это вижу, но она начинается 10 августа. А сегодня ещё 9-е августа, 20 часов. Таким образом, в ближайшие несколько часов она недействительна».

 

Я посмотрел на штамп в паспорте, она была права. С трудом я пытался объяснить ей, что я впервые лечу в Алматы, у меня билет на австрийскую AUA через Вену, и эта машина еще не прибыла в Берлин, что я пытался воспользоваться шансом полететь с монгольской авиакомпанией через Москву, чтобы попытаться прилететь в Алматы как можно скорее.

 

«Тогда покажите ваш билет!» - сказала она. У меня застучало в голове: «Теперь начинаются неприятности». Я показал ей белый лист бумаги формата А4, на котором было написано от руки: «Мы просим все авиакомпании помочь этому пассажиру достичь пункта назначения Алматы. Все расходы берет на себя AUA». Я получил этот лист в Берлине от стюардессы AUA, которая должна была переправить меня через Москву. Я должен был лететь на следующий день, но я настоял на том же дне отъезда. Причина была проста. Я определенно не хотел начинать мой первый визит в Алматы с задержкой.
"Это не билет на самолет, вы садитесь в сторону, туда!" Она, взяв энергично меня за руку, препроводила к креслу.

 

Я сел, что мне еще оставалось делать? Прежде чем она исчезла за дверью, я посмотрел ей вслед и обратил внимание: ее униформа сидела как влитая.

 

Что меня ожидало теперь? Я посмотрел на часы, было 20 часов. Машина должна была вылетать на Алматы в 23 часа из Шереметьево-2. Через некоторое время она вернулась и села рядом со мной. Она держала в руке формуляр, в котором делала пометки в ходе нашей беседы.
"Ваше имя?" Я назвал своё имя. "Откуда Вы? Куда Вы направляетесь? Зачем Вы хотите в Алматы? Почему у вас нет действующей визы? "Такие вопросы были сначала для меня затруднительны из-за плохого знания русского языка. Так что я начал со слов, которые мне легче было вспомнить. Иногда она спрашивала повторно, наверное, потому что мой русский был катастрофическим, т.к. я окончил школу в 1965 году и с тех пор в русском языке больше не упражнялся.

 

Итак, я ей вкратце рассказал историю своей жизни. Вот она.

 

Мой дедушка, немец, рабочий, в начале 30-х годов 20-го столетия передал делегации, которая отправилась в СССР, красный флаг. Делегация через несколько недель из СССР вернулась в Дрезден. А в 1933 пришли к власти нацисты. Советские рабочие в обмен на красный флаг передали своё знамя. Оно было из чистого шёлка, обрамленное золотой каймой, и на нём была надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и в центре - советская эмблема. Это знамя передали моему дедушке, и он сохранил его во время нацистского режима. Полиция не раз проводила обыск. Дедушку несколько раз арестовывали, но знамени они всё-таки не нашли.

 

И вот в мае 1945 года, когда Красная Армия приближалась к саксонскому городку, дедушка достал из тайника знамя и пошёл с ним навстречу солдатам.

 

Для всех, кто был при этом, это был большой праздник. Четыре года длилась война, четыре года бесконечных страданий, которые причинила Германия всем европейским народам. За один день до окончания войны идёт немецкий рабочий навстречу солдатам, держа советское знамя. Это был праздник, праздник над фашизмом! Солдаты и офицеры Красной Армии пришли в дом дедушки. Они принесли с собой хлеб, сало и всё, что необходимо для празднования. Конечно же, тостам не было конца: пили за победу, за Сталина, за нашего дедушку! И так далее.

 

В эту пору мой дедушка со своей семьей: женой, девятью детьми и внуками получали продовольствие от Красной Армии. Это было не так уж много, но на жизнь хватало.

 

Вот так старший лейтенант Аментай Мустапаевич Нуралиев попал в дом моего дедушки. С одной из его дочерей, моей мамой, и молодым старшим лейтенантом случилось то, что происходит между молодыми людьми во все времена и у всех народов - они друг другу понравились. Прошли лето, осень и зима 1945 года. А когда весной начал таять снег, моя мама почувствовала, что у неё под сердцем ребёнок, то есть я.

 

Состав комендатуры Красной Армии был небольшим: русский майор был комендантом, старший лейтенант, о котором здесь уже была речь, несколько солдат и секретарши. Аментай был высоким, стройным красивым мужчиной, так что ничего нет удивительного, что секретарши на него заглядывались. А он связался с этой немкой.

 

Кто-то донёс об этом вышестоящим чинам. То было время доносов и запретов.

 

Если в первые дни и месяцы случались нападения на немецких граждан, то с этим быстро разбирались. Сталин издал строгие указы, которые запрещали побратимство с немецким населением и какое-либо сближение. Таким образом, обстоятельства оборачивались против старшего лейтенанта. Комендант вызвал его к себе: «Аментай! Ты же достойно прошёл всю войну, был ранен. Ты порядочный человек, но на тебя поступил донос. Я даю тебе отпуск. Ты должен поехать домой и вернуться с женщиной из родных мест. Здесь вы поженитесь. Ты демобилизуешься, и дело на этом закончится».

 

Старший лейтенант был в отчаянии. Если комендант ему не поможет, то он пропал. Он переговорил об этом с дедушкой. На что тот ему ответил: «Успокойся! Не делай глупостей. Делай так, как тебе сказал майор». Все понимали, страданий было уже предостаточно, чтобы из-за такой истории причинять их ещё больше.

 

Старший лейтенант, как и было приказано, поехал домой. Это был аул в степи недалеко от города Кзыл-Орда. А что ему оставалось делать? К какой из молодых девушек мог бы он обратиться с такой просьбой? Он пошёл к Анипе. Он и раньше об этом задумывался, о том, чтобы жениться на Анипе. Но эти мысли приходили ему в голову при совсем других обстоятельствах. А теперь он пришёл к ней с бременем приключения, недавно завершившимся, если это действительно пришло к концу. А ещё многое могло до того произойти.

 

Списки погибших во время войны, которые прибывали в аул, были длинными, слишком длинными. Очень немногие остались в живых и теперь возвращались домой.

 

Анипа дала согласие, к свадьбе было всё подготовлено. Они собрали и упаковали свои пожитки и отправились в долгий путь, в Германию. Дорога была более 4000 километров длиной.

 

И вот они прибыли в маленький саксонский городок, там и устроились. Старшего лейтенанта перевели в другой, более крупный гарнизон, который был расположен в 30-ти километрах. Аментай с молодой женой приходил в больницу навещать мою маму и посмотреть на меня. Меня, грудного ребёнка, они брали на руки, ласкали.

 

Сын — что могло для мужчины из Средней Азии быть прекраснее, чем новорождённый сын.

 

Старший лейтенант хотел меня назвать Аманболом. Казахские имена имеют своё значение. Аманбол означает « Живи, живи и будь здоровым». Но через пару дней он передумал. Когда сын подрастёт, и никто этого имени и его значения не поймет, то оно может стать пятном на его репутации. Он подумал о той власти, которая вынуждала его оставить своего сына одного в Германии. Такой опасности он не хотел подвергать.

 

Свадьбу отпраздновали в крупном гарнизонном городе. Старший лейтенант продолжал служить. Время от времени он навещал своего сына. Моя мама ничего не знала о происходящем. И однажды он уже не приехал.

 

Когда я подрос, никто не упоминал о моём отце. Только однажды одна из моих тетушек проговорилась. Мне тогда было 16 лет. Я уже не могу вспомнить о чём шла речь, помню только, что она назвала фамилию, Норалиев. Тогда мне стало ясно, что это я должен запомнить. Ведь так звали моего отца.

 

Как-то в 70-ые годы я набрался храбрости и пошёл в Советское посольство, разузнать об отце. Меня туда даже не впустили. В 1986 году моя подруга жизни, после того как защитила диссертацию, поехала в Москву по работе на полгода. Она работала в МГУ, московском университете. У неё была небольшая комната в общежитии. Соседняя комната освободилась, и она пригласила меня. Я пошёл в советское посольство за визой. Почему-то никого не нашлось, кто бы мог мне помочь.

 

Я помню «вежливый» отказ на вопрос о моём отце. У дипломата покраснело лицо, и он заорал на меня: «Пошёл отсюда вон! Вон!» Одновременно он нажал кнопочку под письменным столом, дверь открылась, и появился внушительного вида человек, который выпроводил меня.

 

Я полетел в Москву. Это было 9 мая 1986 г. Те, кто помнит эту дату — это было спустя неделю после событий в Чернобыле.

 

В общем-то, у меня не осталось никакой надежды разыскать моего отца.

 

ГДР развалилась, на востоке мир изменился. Накануне моего 50-тилетия я призадумался о своем будущем и том, чего я ещё могу достичь. Я решил ещё раз попытаться найти моего отца. Если и теперь не найду ответа, значит не судьба.

 

И я пошёл в Русское посольство. Там меня отправили в консульство. Оно находилось с другой стороны посольского комплекса. Это была большая комната. Человек 25 стояли у стен и окон и ждали. Очередь оказалась не такой уж большой, и довольно скоро я стоял уже перед окошечком. Консульский сотрудник нажал кнопку под переговорным устройством и спросил, что мне нужно. Я ответил, что я хочу разыскать моего отца. Переговорное устройство было очень громким, и все в помещении слышали его голос. Я ответил, что хочу разыскать моего отца. Он служил в Красной Армии. Он опять спросил: «Своего отца ищете?» Я оглянулся. Все в помещении повернулись в мою сторону с любопытством. Стоит тут 50-летний мужчина и ищет своего отца в России. Я опять обратился к сотруднику и сказал: «Да, я хочу разыскать моего отца. Он служил в 1946 году в Советской Армии».

 

«Вот вам адреса немецкого посольства в Москве и Военного архива в Подольске под Москвой. Обратитесь туда!» Откидное окошко открылось, и в руках у меня оказалась узенькая записочка. Я быстренько покинул помещение, чувствую спиной взгляды.

 

Я написал в посольство в Москву, в ответ меня попросили дать дополнительные данные о нём. Это письмо не подавало больших надежд. Ведь сотрудник посольства мне написал, что поиск может долго длиться и закончиться безрезультатно, так как в Германии было дислоцировано очень много солдат и офицеров, и ему необходимы конкретные данные, чтобы он смог помочь.

 

Я переговорил с моей мамой и записал всё, о чём читал и слышал. Я вспомнил о разговоре с моей тетушкой Дорис. В комендатуре маленького саксонского города был небольшой состав. У меня возобновилась надежда.

 

В 1997 году вечером на пасху я пришёл домой с покупками и открыл почтовый ящик. Так как я уже почти полгода не имел вестей по моему делу, я уже и забыл об этом думать. В ящике лежал большой толстый конверт. Отправителем было немецкое посольство в Москве. Я сразу же понял, что они его нашли. Если бы не нашли, то конверт был бы тоненький. А так как конверт был толстый, значит, в нем были не мои документы, отосланные назад. Я разорвал конверт, и в нём оказались документы Военного архива с официальными печатями и, к тому же, их перевод на немецкий язык, сделанный и заверенный в посольстве.

 

Там же была и фотография молодого мужчины с обритой головой. Я буквально взлетел в квартиру, позвонил моей маме и рассказал об этом. Без промедления я поехал к ней. «Да, это он!» Мы оба были потрясены. Мне трудно описать это состояние. Мне вернули моего единокровного отца! Вот его лицо, а у меня справка о том, что он из далекого города Кзыл-Орда.

 

Какое у меня должно было возникнуть представление обо всём этом? При виде фото молодого человека без волос у мамы вырвалось: «А куда делись его роскошные волосы?»

 

Я потерял покой.

 

Немедленно написал ему письмо на его последний адрес 1969 года, стоящий в документах из архива, когда он ещё стоял на военном учете как офицер запаса: Кзыл-Орда, улица Алтынсарина.

 

Одну из моих знакомых я попросил перевести наклейку, на которой была просьба: если адресат там больше не живёт, переслать это письмо на его новый адрес или сообщить его родственникам. Одновременно, как мне посоветовали в немецком посольстве в Москве, написал в немецкое посольство в Алма-Ате. Оттуда я очень быстро получил первый ответ. Они передали запрос в соответствующие ведомства. Ответа от них они в принципе не ожидали. А если таковой будет, то его придётся ждать очень долго.

 

Ещё было одно предложение, которое, честно говоря, вызывает у меня смех с сарказмом. В нём говорилось, что если соответствующее лицо будет найдено, то немецкое посольство в Алматы никаких справок об этом не должно выдавать. Так что мой отец мог бы сам решить, отвечать ему или нет. Немецкий закон о неразглашении данных требует, чтобы поставить об этом в известность.

 

Далеко не один месяц прошёл, и я получил письмо от посольства в одну страницу от тамошнего министерства внутренних дел, в котором был запрос на поиски Аментая Нуралиева и рукописная приписка внизу со следующим содержанием : «Дорогой брат! Мы очень счастливы, что ты нашёл нас. Не забывай нас! Пиши! Мы с нетерпение ждём». Подпись Мира Нуралиева и её адрес в Кзыл-Орде.

 

Я тут же написал письмо Мире, в котором я рассказал о себе. Пришло первое письмо от Миры. Оно начиналось так: «Дорогой брат, прежде чем ты прочитаешь письмо, сядь и возьми себя в руки. Она писала, что отец скончался в 1992 году, а его супруга Анипа умерла ещё раньше его. Она начала перечислять родственников с номера 1. Первая страница закончилась номером 3. Я перелистал до конца и последний номер был 9. Я понял, что у меня теперь девять родственников. Когда я внимательно перечитал, то сомнений не было: у меня девять сестёр и ни одного брата. Я буквально растерялся. До сих пор у меня не было ни братьев, ни сестёр — я ведь был единственным сыном у мамы. А теперь сразу в 50 лет у меня оказалось девять сестёр! Я был потрясён. Где-то дней 14 прошло, прежде чем я пришёл в нормальное душевное равновесие.

 

Как- то зазвонил телефон: «Это Римма! Я могу к тебе приехать в гости?» - «Да, само собой разумеется».

 

Через две недели я и Ева, внучка моей подруги, которой тогда было где-то около7-ми лет, поехали в берлинский аэродром Шёнефелд.

 

Пассажиры самолёта выходили через одну дверь из транзитной зоны. Их было не очень много. Вышла казашка небольшого роста и стала оглядываться. И я тут же понял, что это моя сестра Римма. Моё сердце заколотилось. Сомнений не было — это должна была быть она, и это действительно была она. Мы обнялись, для меня это был незабываемый момент. Я впервые в жизни обнимал свою сестру.

 

Я назвал ее «Смелая»! Она полетела в Берлин, к своему брату, ничего о нём точно не зная. Я считал, что на это нужна храбрость.

 

Каждый день выяснилось что-то неожиданное. У меня уже с детства была привычка давать людям прозвища. Ева была, например, Шпилле, это выражение у саксонского диалекта — шпиллиг. Так называют очень худых людей. Ева была худенькая, и я называл её «Шпилле».

 

Это прозвище так и пристало к ней, что её и до сих пор так называют. А неожиданный сюрприз состоял в том, что Римма рассказала мне, что и у отца была такая же привычка. Он всем давал прозвища, и детей своих называл только по прозвищам. Ведь только представить, я же его видел, когда мне было только несколько дней, а потом никогда. А вот такая общая привычка была и остаётся, просто невероятно. Когда я моюсь, я громко фыркаю — также как и отец. Обычно я весёлый, так же как и отец. И руки у меня волосатые, как у отца, и фигура такая же. И так далее.

 

Я люблю смеяться на свой лад — точно как отец – очень громко и раскатисто, запрокинув голову. Меня это всё очень радовало, я был рад тому, что так много общего у меня с отцом. Честно говоря, я был счастлив. Какое же счастье может быть на свете!

 

Визит Риммы в Берлине был для меня праздником. Мы с подругой показали ей Берлин, посетили советский мемориал в Трептове. Я тогда жил недалеко оттуда и посещал его много раз в году. Конечно, мы навещали мою маму и её супруга. Его уже больше нет на свете. От Риммы я узнал о проблемах, которые были у отца в Германии и о том, как они были решены благодаря помощи коменданта. Её мама говорила с дочерями о том, что у них есть брат в Германии. Они знали об этом. А почему отец ничего не предпринимал?

 

Сначала никто вообще не должен был знать о том, что у него был сын в Германии. А когда политическая ситуация начала понемногу улучшаться, у него было достаточно дел и забот с семьей. А когда он решил что-то предпринять и поехать в Германию, он неожиданно тяжело заболел и уже не мог отправиться в такую долгую поездку.

 

Конечно же, мы поехали в Рудные горы, в те места, где всё это началось. Посещение этих мест и городов вызвало у нас немало волнующих чувств. Я-то знал их с детства, а Римма получила представление о том, что до сих пор у неё было связано со смутными упоминаниями по рассказам.

 

Мама вообще-то надеялась, что отец ещё жив, и она могла бы с ним ещё раз повидаться. Не получилось. Ну а теперь она удивилась встрече с нами, с детьми его и её самой, вместе.

 

Как бы различны не были жизненные обстоятельства, мы с первого взгляда нашли друг друга. Наше совместное будущее началось.

 

Римма уехала, мы договорились о том, что наши отношения будут более тесными.

 

Потом связалась по телефону моя сестра Мира. Она работала в Кзыл-Орде в одной немецкой нефтяной компании. Когда её шефы услышали, что её немецкий брат нашёлся через столько лет, они дали ей отпуск на три недели и оплатили билеты на самолёт. У этой сестры был совсем другой характер, другой темперамент.

 

Это вообще-то, само собой разумеется. Это можно было бы предположить. Но я этого себе не представлял. А что должен себе представить человек, если он знакомится со своими сестрами при таком положении вещей. Римма была спокойная, скромная и сдержанная, а Мира была эмоциональная и разговорчивая. И эмоции свои она не скрывала.

 

Мы с ней совершили всё по той же программе: семья, Берлин, Рудные горы. Через три недели она улетела домой обратно.

 

Ну а теперь наступила моя очередь посетить моих сестёр, всю семью, места, где они живут, и, конечно же, побывать на могиле отца. Я нашёл по газете одно русскоязычное туристическое бюро, которое организовывало поездки в Среднюю Азию. Так я познакомился с Алексеем. Он сидел в суттерене аэродрома Берлин-Темпельхоф. Я спустился по ступенькам вниз, и меня по-дружески встретили. Алексей говорит по-немецки с сильным акцентом. Я кратко рассказал ему историю и объяснил, почему я хочу лететь в Алматы. Он был явно тронут нашей судьбой.

 

Алексей подобрал для меня наиболее выгодный маршрут - через Вену с авиакомпанией АУА. Он позаботился и о визе на эту поездку. Когда я получил на руки билеты, подумал про себя: вот они приведут меня на могилу отца.

 

Самолёт должен был стартовать где-то к полудню. Моя подруга Ингрид проводила меня на аэродром Берлин-Тегель. Когда я туда прибыл, меня встретила вежливая стюардесса и выразила сожаление, что самолёт из Вены еще не прибыл и посоветовала полететь на следующий день. А я тут же подумал о семье в Алматы, которая ждет меня. Поэтому я хотел улететь непременно в этот день. Стюардесса сказала мне, что она уже об этом задумалась, но не смогла найти авиакомпанию, которую она могла бы порекомендовать для полёта. Правда есть самолёты, но не знаю, подойдут ли они вам. Какие? Монголиен Аэрлайн. Они летят через Москву. Отлёт через два часа. Прибытие в Алматы на один час позже, чем ваш самолёт.

 

Всё, я лечу с Монголиен Аэрлайн! Она попросила мой билет и приложила рукописную записочку с просьбой содействовать её пассажиру. Через два часа я сидел в самолёте на Москву.

 

Привлекательная служащая таможенной службы велела мне подождать. Я спросил насчёт самолёта на Алматы. Не волнуйтесь, вы на него попадёте. Довольно скоро она вернулась. Вы должны заплатить штраф 18 долларов, так как ваша виза недействительна, вы согласны? Да, конечно же, само собой разумеется. Мы прошли через аэродром к одному небольшому банку. Я оплатил эту сумму немецкими марками. После этого мы вернулись, я посмотрел на неё искоса - «штраф» - это немецкое слово. Она удивилась. А как насчёт моего чемодана? «Сейчас мы его заберём. Сядьте, пожалуйста, опять сюда. Сейчас подойдёт стюардесса, она проводит вас к самолёту на Алматы. Так как вы заплатили 18 долларов, то вас отвезут на микроавтобусе отсюда по аэродрому к самолёту. Так что вам не придётся объезжать вокруг аэродрома. От всего сердца желаю вам счастья. Да желаю вам и вашей семье счастья». Она улыбнулась мне на прощанье, какая же красавица! И какая добросердечность и отзывчивость у этой русской служащей.

 

Подошла изящная стюардесса, спросила, как моя фамилия и провела меня через небольшой туннель к микроавтобусу. Она спросила меня, почему я хочу лететь в Алматы. Я рассказал ей. Благодаря разговору со служащей таможенного контроля у меня была возможность поупражняться в русском языке. Когда я закончил мой рассказ, у неё навернулись слёзы на глазах. Какая судьба! Она обратилась к шофёру и спросила, всё ли он понял. Я спросил, попадём ли мы на самолёт на Алматы. Конечно же! Самолёт не взлетит без вас, не волнуйтесь.

 

Я, совсем чужой, познакомился с великой русской душой, сочувствием, которое шло от сердца, и это было мне очень приятно. Автобус остановился в ангаре. Дверь открылась, подошли остальные пассажиры. Я первым прошёл по трапу. В первый раз я летел ночью.

 

Путь от Москвы до Алматы был бесконечным. Перед посадкой стюардессы прошли по рядам с небольшими белыми записочками и что-то спрашивали. Меня они обошли. Я подумал, что теперь начинается для меня новая эра. Семья отца. Родина отца. Здесь мои корни.

 

Самолёт пошёл на снижение, моторы уже не работали на полную мощность. Стали видны огни города Алматы. Самолёт приземлился, вырулил, развернулся. Передо мной видно было освещённое здание аэропорт а, самолёты на поле. С аэродрома нас забрал автобус. В холле для прибывающих я ждал своего чемодана. Он подкатил. Я взял его и направился к выходу.

 

2. Первые поездки в Центральную Азию

Я очень устал, но с нетерпением ожидал встречи. Семья будет стоять в аэропорту и меня встретит.

 

Они стояли там. Вся моя казахская семья в сборе. Встретили меня очень сердечно. Римму я уже знал по Берлину, Света и Роза тоже стояли у выхода. Эти три мои сёстры живут в Алматы. А остальные - в Кызылорде, где мой отец, демобилизовавшись, жил после краткого интермеццо в своём ауле, со всей своей семьёй. Три сёстры после окончания школы уехали в Алматы, где они получили высшее образование, осели в большом городе и обзавелись семьями. Мы разместились в старом «Москвиче». Ануар, муж Риммы, был за рулём. Они жили в маленьком домике на улице Хаджи-Муканова. Она находится в конце улицы Фурманова, которая поднимается по склону, на котором расположен Алматы. Дома нас ждали другие родственники. Их было немало — сёстры, зятья, племянники и племянницы. Мы сидели, говорили - все вместе. Уже начинало светлеть.

 

Проснулся в Алматы. Мне отвели отдельную комнату. Это была комната Лауры, дочери Риммы и Ануара. Остальные спали на кроватях, на кушетках, на полу. Я знал об этом, это было уже давно, когда я побывал в Москве и Ленинграде, что в огромном Советском Союзе такие отношения естественны. Никогда гостю не откажут, потому что места нет. Гости - это короли, и к ним так относятся, все их желания исполняются. Самое лучшее будет приготовлено и поставлено на стол. Конечно же, вся семья старается, чтобы гостю было удобно и приятно.

 

Готовятся к этому не один день. Такое гостеприимство было делом обычным. А тут в первый раз приехал старший брат. Всё должно быть на высшем уровне. Так оно и было.

 

Я вспоминаю: каждый день я был приглашён в гости, а то и два раза в день. Сёстры и их дети приехали из Кызылорды. Меня знакомили с родственниками и друзьями. На первом празднике, который проходил у Риммы, я, конечно же, познакомился с казахскими обычаями, касающимися праздников. Стол буквально ломился. Блюда, напитки, посуда, столовые приборы. Перед первым тостом всем налили, и меня тоже спросили, что я хочу пить. Я только раз взглянул и решил: ты здесь не будешь пить никаких алкогольных напитков. То, как пьют в Советском Союзе я уже познал и научился этого бояться. Я это плохо переношу. Пару рюмочек, и я уже не смогу встать. Жара делала своё дело. А чтобы брат не мог подняться — такого я не хотел бы допустить при моих сестрах. Все внимательно смотрели на меня — что же брат предпочтёт. Предложили коньяк. Потом это часто повторялось, большинство людей в Средней Азии предполагает, что на западе люди пьют коньяк. Я не пью никаких алкогольных напитков. Потрясающе. Этого никто не ожидал. Так не пойдёт. Ты должен, здесь празднуют по-другому. Ты не можешь отказаться. После долгих уговоров я сдался. Мне налили в стакан для воды на один палец красного вина и долили стаканом с минеральной водой. Все остались довольны. И так я выдержал все застолье, чтобы там не происходило. «До конца» - до дна — для меня без проблем. А вскоре не надо было и красного вина, я обходился без алкоголя.

 

Это не означало, что я никакого алкоголя не пил и что это мне было не по вкусу. Я отказался из простого расчёта и с учётом того, что могут быть для меня ещё неизвестные последствия.

 

А теперь, когда я об этом вспоминаю - это было прекрасное решение, которое всё более и более вошло в привычку в моей нормальной жизни.

 

Много тостов было произнесено. Это был, так сказать, первое мое семейное торжество здесь, в Казахстане. Одни уходили, другие приходили. Меня представляли всем — вот он старший брат, которого мы так долго ждали, а теперь он, наконец, объявился. Каждый заботился обо мне, хотел поговорить со мной лично, меня обнять, похлопать по плечу, посмотреть в лицо. Наша история неоднократно повторялась — а теперь это стало реальностью, хоть никто и не верил, что так будет. А как же, ведь прошло много лет. 50 лет судьба вела нас к этому со всеми поворотами и разворотами.

 

Итак, подводим итог: отец скончался, и я, старший брат, стал, так сказать, главой семьи. Я, конечно, и не предполагал, что с этим связано и чего от меня ожидали. Ожидания, о которых я ничего не знал. Ну к этому мы ещё вернёмся. Просто соль в том, что я не мог их все оправдать.

 

Женщин было больше, но как-то по-другому. Девять сестёр, к тому же дети. Я был потрясён и счастлив.

 

Со стола все убрали, старший по возрасту прочитал благодарственную молитву. Все были упомянуты, конечно, и отец и наши обе матери. Одним словом, надо кое-что объяснить. По-русски я говорил плохо. Четыре раза я ездил в Советский Союз. В первый раз в конце 60-х годов я посетил Москву и Ленинград. Тогда я, не так давно закончивший школу, пользовался школьным набором слов. В середине 80-х годов я ещё раз побывал там. Я был не один, со мной была моя подруга. Она изучала французский и русский языки и в одно время работала переводчицей. Она не хотела оставаться всю жизнь переводчицей и поэтому ещё дополнительно изучала народное хозяйство. Вместе с ней в этих поездках не было проблем с общением. Она очень хорошо говорила по-русски. В соревновании по скоростной речи с москвичками она показала бы хорошие результаты, а это что-нибудь да значит. Она говорила с партнёрами, отвечала им и одновременно переводила для меня. Определённая трагикомичность для меня была следствием этого. Когда я пытался что-то сам сформулировать, разговор уже уходил на три темы дальше. Так что я прекратил свой попытки говорить самому. Вот я и приехал с моими рудиментарными знаниями в этот раз. Когда я на третий день проснулся, вдруг почувствовал: все русские слова вылетели у меня из памяти. Я хотел что-то сказать — ничего. Я просто не мог вспомнить, какое слово я должен был употребить.

 

Я уже раньше замечал, что слова, в знании которых я был уверен, путал, само собой использовал неправильные падежи и выражения. Ну а теперь, теперь ничего не осталось. Мозги пустые, никаких слов. Другие замечали это и пытались всячески помочь мне. Это было довольно комично. При моём заикании они предлагали много других слов, которых я так же не понимал, как и необходимых.

 

Через пару дней я стал более уверенным. Найдя необходимое слово в словаре, я его запоминал и употреблял его уже соответственно.

 

Вся семья трогательно заботилась обо мне. Всегда был кто-то рядом со мной, оставляя меня только ночью в одиночестве.

 

Мы ездили в горы на Медео: Ануар и несколько детей. Мы поднимались по лестнице к перевалу. Он начинается под лёдовым высокогорным стадионом. Было невероятно жарко, в этом месте высота над уровнем моря достигает почти 2000 метров. Эта лестница перед нами круто поднималась наверх. Для меня это было непривычно. Жара, палящее солнце, эта высота. Где-то больше половины пути прошли, и я уже хотел сойти с дистанции. Ануар вышёл на дорогу, которая не один раз серпентином пересекала лестницу и остановил какого-то мужчину с лошадью. Я мог сесть на лошадь. Верхом на лошади всё это дело выглядело совсем иначе. Я наслаждался поездкой верхом. Когда мы добрались наверх, перед нами открылся чудесный вид. Несмотря на то, что тогда проезд по дороге был закрыт, несколько машин въезжало на гору. Молодые люди вышли и приготовились к тому, чтобы их сфотографировали. Мы долго смотрели на долину. За нами лежало высокогорье. Прекрасное место на земле — у меня было такое чувство.

 

Вниз я спускался вместе с другими. Племянница, малышка Жасминка последние ступени лестницы не хотела идти сама. Ануар взял её на плечи и понёс вниз. Дорога на Медео поднимается в горы серпентином. А рядом течёт река, каменистая, бурная. Спуск был просто облегчением, мытарства мои закончились.

 

На одном из поворотов мы остановились и вышли из машины. По трубе текла вода. Это был горячий целебный источник. Мы разделись и обмылись. Это должно быть полезно для здоровья.

 

На следующий день опять в гости к родственникам, все хотели, чтобы я побывал в гостях у них дома. Так проходили праздники, один за другим в эти дни. Каждый раз близкие родственники, сёстры и их близкие. И так же каждый раз новые лица, все они сердечные, любопытные, открытые, полные ожиданий.

 

Музеи, мне припоминается одна из фотографий, которую мы сделали. Вообще-то фотографировать было запрещено, но мы попросили разрешение сделать одну фотографию: я и «золотой человек». Этого молодого человека в золотой одежде обнаружили в захоронении. Мне рассказали предание о том, что этот «золотой человек» когда-нибудь оживёт для того, чтобы его народ вывести из тяжёлого положения.

 

Музей музыкальных инструментов — здесь прошлое Азии. В европейских музеях я могу выставку вписать в мои теперешние представления, то здесь совсем другие масштабы. Я должен был присматриваться, таблички и объяснения хоть приблизительно переводить. Но я получил представление об этой музыке. Здесь были кочевники, что и отражалось в ритмах.

 

Темпы определялись кочёвкой. Медленный, неторопливый шаг верблюдов, и до вихревого галопа. Разделение на такты: на три, на три четверти и так далее. Эта музыка сразу становится понятна. Сотрудник музея продемонстрировал нам различные инструменты, а он владел ими великолепно, и это придало особое очарование нашей экскурсии. Эта музыка открыла для меня вот таким особым путём этот мир, мир моих родственников, мир моего отца.

 

 

 

Алматы лежит на косогоре, ведущем на высокогорье. С любого конца города на горизонте видны белоснежные горы. В районах города, которые лежат повыше, воздух приятный, более прохладный. Вечером начинается перемещение — холодный воздух идёт вниз и несёт с собой прохладу. Чем ниже спускаешься в долину, тем более становится душно.

 

Время пролетело быстро. Настало время отъезда в Кызылорду.

 

Самолёт был старенький «Антонов», у которого несущие поверхности лежат наверху и с каждой стороны - по мотору. Я взглянул на него и стал себя успокаивать. Ведь в самолёт вошло много пассажиров, и команда во главе с капитаном, пилот и стюардессы — все они не самоубийцы, так что есть надежда, что доберёмся.

 

Из Алматы сначала полёт вдоль высокогорья, через полчаса мы удаляемся от него. Я разглядывал ландшафт. Иногда можно было увидеть несколько домов, а всё остальное — пески, пески, которые мерцали под солнцем, иногда встречались кустарники. Подлетаем к Кызылорде. Река Сыр-Дарья извивалась под нами и разветвлялась. Аэродром расположен за рекой, уже за пределами города.

 

Много новых лиц, немецкий говор. Хуберт, шеф Миры, приехал на микроавтобусе, чтобы меня встретить. Конечно же, пришло много родственников, все обнимали меня, щупали меня, как будто хотели убедиться — что я не призрак, а живой человек, сын Аментая, действительно стою перед ними.

 

Хуберт потом уехал в Алматы, и сейчас преподаёт в университете. Я с удовольствием вспоминаю о нём.

 

Мы поехали в квартиру, в которой ещё жил отец. По пути я впитывал в себя ландшафт. Когда мы выехали из аэродрома, дорога шла через степь, время от времени встречались кустарники, несколько верблюдов, река. Город приближался.

 

Шугла, микрорайон блочных бетонных построек. Постройкой микрорайона руководил наш отец, тут все напоминает о нем: дома, дворец строителей.

 

Мы поднялись по лестнице, квартира отца, много людей, опять приветствия, объятия, поцелуи, знакомства, садимся кушать и говорить, спрашивать - отвечать. И дети — я посмотрел на них, и сразу нашлось место для них в моём сердце. Они сияли, смотрели на меня совсем по-особому. Во всяком случае, мне это так казалось. Возможно, зов крови.

 

Мне отвели отдельную комнату. Это была комната отца. В квартире постоянно кто-то приходил и кто-то уходил. Меня познакомили с немалым количеством людей. С этой проблемой я сталкивался в моей жизни не один раз. Если попадаешь новичком в крепко спаянное общество с немалым количеством людей, то они сразу знают, а, это новый. Им надо запомнить только одно лицо и одно имя. А новичок должен запомнить множество лиц и их имена. На это надо время. Так и здесь.

 

В квартире было четыре комнаты, там жили пять родственников, сестры и их дети. На кухне постоянно кипела работа. Иногда ночью не было электричества. Часто не было воды, и ее приносили в 40-литровых алюминиевых флягах, занося на 3 этаж.

 

Одно я заметил сразу, здесь люди имеют очень тесную связь с исламом. Так как отношение к исламу было очень серьёзно, то и я подчинился этому.

 

Аул. Дорога вела через степь. Я жадно впитывал в себя всё вокруг, видел засуху, несколько мусульманских могил в степи.

 

Во дворе Алмахана, моего двоюродного брата, опять приветствия, небольшое застолье и поездка к могиле отца. А вот теперь мы ехали не по дороге, а по поперечному пути по степи.

 

Мы вышли. Прямо в степи находилось немало мусульманских могил. Одну такую когда-то отец построил для жены Анипы и жены брата, пропавшего без вести во время войны, отца Жолдыбая и Алмахана. Могила - это своего рода белое кирпичное ограждение, которое образовывает четырёхугольник. Теперь отец покоится рядом со своей женой. Мы опустились на колени, сначала были прочитаны суры из Корана, а затем соответствующие молитвы. Мы возложили цветы. Женщины были в платках. Мне показали могилы других родственников. Под конец все собрались у машин, чтобы отправиться в обратный путь.

 

Я отошёл немного назад и ещё раз окинул взглядом могилы.

 

На запад было где-то 4000 километров до Берлина и до Дипольдисвальде, я попытался прочувствовать это расстояние.

 

Я призадумалась о том, что я не был знаком со своим отцом. Моя мама была дважды замужем, и её мужья обо мне очень заботились. Мне не на что было пожаловаться, но иногда в жизни мне хотелось иметь кого-то, с кем бы у меня была бы настоящая внутренняя связь, отца, бескорыстного советчика, насколько я могу вспомнить, мои решения в ответственные моменты жизни я принимал сам. Иногда я спрашивал друга или обращался к экспертам, и все же в конце концов был предоставлен самому себе, кое о чем я ни с кем не мог поговорить и приходилось самому набираться опыта. Иногда я и ошибался, откуда мне было знать.

 

И вот теперь я стоял перед его могилой, по крайней мере сумел хоть это сделать. Всё что я слышал о нем, это то, что он был искренний и прямой, хорошо относился к детям. Все говорили о нём только хорошо, и я был убеждён, что в этом не было ни одного фальшивого тона. Все, кто его знали и теперь о нём рассказывали, были ему благодарны и восхищались. Это меня наполнило счастьем. Я ему обещал возвращаться.

 

 

Я пошёл к остальным, мы сели в машины и поехали обратно в аул. По такому случаю, а как же иначе, бешбармак. Когда подали мясо и его разрезали на мелкие части, мне как почётному гостю подали оба глаза этого создания. Я посмотрел на них, а они смотрели на меня. Алия, моя старшая сестра, сидела рядом со мной и наблюдала весь этот спектакль. Она наклонилась ко мне и тихонько спросила, ты хочешь это есть. Нет.

 

Она одной рукой забрала оба глаза с моей тарелки, и этим самым всё это дело закончилось начистую.

 

Бешбармак - это очень вкусное блюдо. Старшие брали руками из миски себе еду, так как это и полагается. Другие, и я в том числе, накладывали сначала из миски на тарелку и ели либо вилкой, либо ложкой. Конечно же, на столе были овощи и напитки, а потом и фрукты, и сладости. Так же, конечно, для меня была минеральная вода. Все уже знали: я пью только ее.

 

После еды мы сидели под деревьями небольшого фруктового сада. А потом мы пошли гулять. А это что-нибудь да значит. Мне подали лошадь. Это была крупная лошадь, они называли эту породу «Энгландер». Один из двоюродных братьев вёл ее. Я увидел, как моя младшая сестренка вспрыгнула на небольшую лошадку, без седла и тут же пустилась в галоп. Она напомнила мне амазонку.

 

Я смотрел на аул. На дома в ауле, дворы, дорожки, кустарники, деревья. Солнце палило безжалостно. И я вспомнил о суматохе в моей жизни. Здесь время текло медленнее, у людей был совершенно другой жизненный ритм.

 

А если ты до сих пор был единственным ребёнком у мамы и соответственно этому так и жил, то многочисленная семья — это уже совсем другой мир. К тому же всё это происходило на манер Центральной Азии. Я быстро привык к этому, мне это было не трудно — какое-то время я пытался привыкнуть к этому ритму и отношению к жизни. В общем и целом мне это довольно хорошо удалось. Правда, не всегда, но многое мне подходило. Всё было новым для меня, возникло желание жить вместе с семьёй.

 

Здесь открылся для меня новый мир. Возникали надежды, что всё должно завершиться хорошо.

 

Образ жизни в Берлине резко отличается от жизненного образа в Кызылорде и, конечно, в ауле.

 

Сестры показывали мне свои фотографии. А когда они принесли мне боевые ордена отца, они спросили меня, не хочу ли я их взять себе. Да, я взял ордена отца с собой домой. Тем самым у меня получился первый опыт с аппаратом, государственным аппаратом. Из этого возник один очень по-человечески трогательный эпизод. Я заблуждался впоследствии, думая, что так это бывает всегда. Кто-то обнаружил, что необходим сертификат от нотариуса, подтверждающий для таможни право на вывоз. Нотариус выдал мне такую бумагу, заверенную и с печатью. Стоимость сорок долларов.

 

По крайней мере теперь у нас было чувство, что на границе с этим проблем у меня не будет.

 

 

 

Конечно же, возникал вопрос, как реагировал отец на возрастающее количество дочерей.

 

Первый ребёнок, девочка, ну это нормально. Следующий ребёнок, опять девочка, ну, да, и следующий ребёнок, опять девочка, гмм. И так далее.

 

Сестры рассказывали, что когда он приехал домой, а ребёнок уже родился, начинал спрашивать, ну а как в этот раз. Опять девочка.

 

«Мне и это подходит». Он входил, брал малышку на руку, от всей души приветствовал и принимал её в своё сердце.

 

Его соседи и друзья подтрунивали над ним — а что он не может сына сделать. И давали ему шутливые советы насчёт того, как его произвести. Как-то, когда родилась шестая или седьмая, он потерял слегка самообладание и сказал, что у него есть сын в Германии. Все они рассмеялись, потому что он об этом раньше не рассказывал и, конечно же, не поверили.

 

А моё появление в Казахстане его практически реабилитировало в этом отношении.

 

Каждый раз, когда я был в Кызылорде, а я это делал всякий раз в мои последующие поездки, я встречался с людьми, которые выражали огромную радость по поводу того, что встретились с таким человеком, как я. По отношению ко мне было много одобрения, радости, сердечности.

 

Когда я в первый раз вылетал из Кызылорды, на контроле в аэродроме стоял молоденький полицейский. Он посмотрел на мой немецкий паспорт и заявил: «Чемодан открыть!» Я был там с моими сестрами, племянницами и племянниками, короче говоря, вся большая семья была там. Мои сёстры говорили ему: «Это же кожа, с ним не надо так обращаться....»

 

С серьёзной миной он спросил: «Кожа, с немецким паспортом?» - «Да, это правда. То наш брат из Германии, он здесь в первый раз».

 

Он закрыл чемодан, и все мы вышли на поле аэродрома. А другие пассажиры: американцы, канадцы, жители Центральной Азии, - оглядывались на нас: «Что здесь происходит?» Все должны были оставить своих сопровождающих лиц за барьером, а тут проходит один такой, и с ним весь его антураж, и идёт прямо к самолёту (по взлётному полю).

 

Ну, а в результате, каждый год, когда я улетаю из Кызылорда, на контрольном посту всё тот же полицейский. Мои сестры подают ему мой паспорт. Я сижу ещё вместе с «прощальной делегацией», пока не настает время идти в помещение для отлетающих пассажиров. Приветствую этого молодого полицейского, и мы обмениваемся парой слов.

 

Вот эти эпизоды из жизни, которые дают мне почувствовать, что я потихонечку вхожу в это общество, и меня сердечно приняли.

 

Первая поездка к семье. Все для меня необычно. Так много новых впечатлений — это с одной стороны, близкое знакомство с семьёй, с их образом жизни — с другой. В этом для меня не было никакой экзотики. Я думал про себя — так жил мой отец, а если бы я приехал с ним сюда, то и я бы так жил. А это означало, что никакой большой дистанции к этому не было. Мне просто надо было привыкнуть, но чуждо мне это не было. Отец жил так, а почему я не должен жить подобно ему? Это страна моего отца, его отечество, моё отечество. Это были мои мысли

 

При отъезде стало ясно - семья нашлась, и ничего не должно нас никогда разъединять.

 

Любой и каждый знает, что семейная жизнь это не статистика, в нем кое-что развивается. Кому-то это нравится больше, кому-то меньше. Всё подвержено колебаниям, но в конце концов кровное родство связывает всех вместе. Во всём мире это так.

 

 

 

При выезде сотрудник таможни хотел видеть мои таможенные декларации. Одну я заполнил, а другой, при въезде у меня не было. Я вспомнил о маленьких белых листочках, которые раздавали стюардессы, когда мы подлетали к Алматы. А теперь мне это мало чем помогло. Таможенник с серьёзной миной осмотрел старательно содержимое моего чемодана и, выхватив ордена, спросил, что же это такое. Я спокойно ответил, что мой отец родом из Кызылорды и я был впервые здесь и был в гостях в его семье. Побывал на его могиле. Это его ордена.

 

Таможенник встал, положил ордена обратно в чемодан, посмотрел мне в глаза и долго, крепко пожал мне руку. Он подал знак, что я могу проходить.

 

В самолёте я решил, что буду в Берлине разыскивать соотечественников.

3. Экскурсия на Ыссык Кул

 

Перед тем, как я в первый раз летел в Центральную Азию, у меня было одно дело в суде. На меня было подано в суд за оскорбление. Я написал обстоятельное объяснение по этому делу, объяснил ситуацию, отправил это в суд с просьбой отложить на время разбирательство. Мне дали на это согласие. Ну, а теперь по возвращении дата этого разбирательства была для меня в центре внимания. Женщина судья объяснила мне, что она меня абсолютно понимает, но по закону, если она откроет дело, она будет вынуждена меня осудить. Если бы я согласился, то получил бы небольшой денежный штраф, и дело было бы улажено. Что же я должен был делать? Я согласился.

 

Когда я освободился от этого бремени, на первый план вышли моя семья и страна Центральной Азии. Естественно, первое, чем я мог пользоваться — это был Интернет. Одна студентка из Мюнхена занималась вопросами, касающимися Казахстана и поставила в сеть описание страны, её географию, климат и общественные структуры. Я с интересом читал эти описания. Я несколько был удивлён тому, что она писала, что тамошнее общество никого не принимает (в их круг). Чтобы ты не делал, частью этого общества ты не станешь, если ты приходишь извне. Да ну? А я как раз встретил сердечность людей, то как они ко мне относились, как совсем к своему и хотели бы меня уже совсем принять — со мной было совсем наоборот. А откуда она должна была это знать? Потом я часто вспоминал об этой студентке. Я даже с ней познакомился. Президент страны принял её и вёл с ней беседу.

 

Мои поиски продолжались, и я нашёл одно «объединение», в наименовании которого Германия и эта среднеазиатская страна были соединены. Я вступил в это «общество» и впитывал всю информацию на их мероприятиях прямо без посредников. Политика, экономика, культура - для меня открылся широкий спектр информации.

 

Направление этого общества определялось политиком одной партии, которая тогда была в оппозиции, и послом этой страны. В основном члены этого общества были заинтересованы в этой стране с экономической точки зрения, или же по другим причинам, как например профессиональные интересы, связанные с работой. Таких, как я, там не было. Время от времени заглядывали переселенцы. Ведь почти миллион немцев прибыло из этой страны.

 

Сначала делал доклады один профессор-экономист, который занимал высокий пост советника по экономическим вопросам в одном исследовательском институте в Алматы. Его доклады регулярно давали нам информацию об экономическом развитии страны. Благодаря наличию сырья, нефти, газа и иных ресурсов, развитие шло ускоренным темпом. Постепенно бюрократические структуры были заменены другими и существенно изменены. Так как я после окончания эры социализма бывал в командировках в отдельных конверсионных странах, я видел, что определённые тенденции развития в странах восточной Европы и Средней Азии сходны и даже ошибки повторяются.

 

На этих мероприятиях присутствовали сотрудники посольства, так я встретился с ними в первый раз.

 

В мае 2000 года состоялось крупное мероприятие по развитию мелких и средних предприятий. Прибыла делегация из Алматы. В перерыве меня познакомили с тогдашним шефом этого института. Это был алматинский профессор-экономист, который был родом из Кызылорды. Он спросил меня о моём происхождении. При этом надо знать, это страна, живущая по законам кланов. К какому клану ты относишься, тем и определяется твоё общественное положение. Я не очень хорошо понял этот вопрос и ещё меньше его значение, поэтому ответил на вопрос фамилией моего отца. Он не был с ним знаком. Потом я беседовал с женщинами-делегатами, и мы договорились провести вместе обеденный перерыв. Это не секрет, в обществе женщин я чувствую себя свободно, болтаю с ними и пускаю в ход всё моё обаяние. Так как я жизнерадостный человек, то мне приходят на память подходящие истории, эпизоды и шутки. Нечаянно пролитая чашка кофе на мою рубашку заставила меня после обеда поехать домой переодеться.

 

Приехав назад, я пригласил моих прежних собеседниц совместно поехать на приём в посольство.

 

Послом был пожилой мужчина, получивший эту должность после пребывания на высоких постах в Алматы, он производил впечатление добродушного человека.

 

Тут же я встретил и профессора, беседующего на лестнице с одним депутатом. Я подошел и произнёс: «Теперь я знаю, что вы хотели знать — я кожа!»

 

Оба удивлённо посмотрели на меня, и деп image утат произнёс: «кожа»! И покачал головой.

 

Конечно, я условился с одной из трёх моих спутниц о встрече. Летом я собрался посетить Алматы. Мы договорились о встрече. Во время приёма, она не уделяла мне много внимания.

 

В августе я полетел опять в Алматы. Но моя знакомая уделила мне время только в последний вечер перед моим отъездом в Берлин.

Алматы - встреча с семьей, поездки по городу, на Капчагай, в горы.

По вечерам мы ходили в Парк Атакент поесть и потанцевать.

 

Мои сёстры великолепно заботились обо мне и организовывали мой досуг.

 

Я был счастлив.

 

Опять перелёт на Кызылорду . Семейные торжества, посещение родственников, вечера в парке.

 

И ещё одно событие - посещение свадьбы.

 

Улица выложена коврами, низкие национальные столики на коврах, вся улица празднует. Музыканты играют на домбре. Удивительно: певец со списком гостей в руке, поёт импровизированное четверостишье гостю под аккомпанемент музыканта, гость выходит в середину круга и произносит поздравительную речь, танцует и кладёт в сосуд деньги. И это повторяется до тех пор, пока последний гость не совершит этот ритуал. Невеста стоит в фате. Позже я видел и другую картину, когда свидетели тоже стояли рядом. Все молчали до конца.

 

Родители поздравляют, благословляют и желают всего наилучшего. Потом читают из Корана и молятся.

 

Наконец поднимают накидку и говорят - да. В заключение жених и невеста обходят по кругу всех гостей и угощают их собственноручно пирогами. До поздней ночи продолжается праздник с едой, питьём и танцами.

 

Я был в восторге.

 

Опять в Алматы. Жду звонка и встречи. Мы сидели в ресторане на улице, ведущей на Медео на берегу маленькой речки. Мы дискутировали, ели и смотрели в будущее. В принципе я немного узнал о ней. Я видел только одно: она из других кругов, нежели мои сестры.

 

И я вёл разговор соответственно по-другому.

 

Ночью я улетел в Берлин.

 

На рождество она приехала ко мне. Она попросила меня написать письмо её матери, в котором я должен попросить её руки. Мы написали, она взяла письмо с собой. Мы купили кольца и были помолвлены.

 

Когда я привёз её на аэропорт, то после паспортного контроля таможня вызвала её по радио. В её багаже нашли польские бенгальские огни.

 

 

 

Это было двойное нарушение, во-первых, польское производство, без разрешения на продажу в Германии, и бенгальские огни — взрывчатый материал в чемодане.

 

Я, опережая таможенника, сообщил, что возьму всё с собой и уничтожу.

 

Таможенники переглянулись и сказали, что они мне доверяют и оставят дело без последствий. С Новым Годом!

 

Я не хочу дальше писать о моей невесте и о том, что было позже и почему у нас ничего не получилось. Я её не понимал, мы говорили на разных языках, я не нашёл подход к ней, не достучался до ее сердца. И всё же я вспоминаю о ней с болью в душе. Я разочарован во мне самом, я проиграл. Я не нашёл ключ к ней.

 

Я хочу рассказать об одном эпизоде, т. к. это типично для средней Азии.

 

На следующее лето она пригласила меня в поездку. Цель — Ыссык-Куль, сказочно красивое озеро Киргизии на высоте 1600 метров, вокруг высокие горы, великолепная природа и никаких туристов.

 

Мы пошли в Алматы в туристическую фирму, которую она знала. Шеф показал нам проспекты с домами отдыха, и один из них он нам предложил. Цена на пару дней была 400 долларов. Я проинформировал его, что у меня только одноразовая виза для въезда. Если я выезжаю из Казахстана в Киргизию, то я должен второй раз на обратном пути въехать в Казахстан. Никаких проблем, ответил он, он всё устроит. Я оставил ему мой паспорт. От него я получил въездную визу в Киргизию, больше ничего. Поездка должна начаться вечером в Алматы. Моя невеста пришла немного раньше и сказала, что её брат приедет позже и привезёт чемодан. Мы пошли на перекрёсток улицы Хаджи- Муканова и Фурманова и ждали. Появляется Мерседес класса S и останавливается около нас. Водитель, молодой человек, выходит из машины и обнимает свою сестру. Меня он не удостаивает даже взгляда. Я для него — пустое место. Он открывает багажник, достаёт оттуда чемодан. После этого он сердечно прощается со своей сестрой и уезжает. О! думал я, какое воспитание.

 

Позже подъехал старый VW пассат. Он уже показывал ржавые бока и не вызывал особого доверия. Но так как я уже подобное видел в Средней Азии и даже уже сидел в подобных машинах в Алматы и Кызылорда, то это меня не волновало. Шеф пришёл сам, что меня несколько удивило.

 

Позже мы взяли с собой ещё одну женщину, и поездка на Иссык-Куль может начаться.

 

Быстро потемнело.

 

Иногда мы переговаривались. Мы приближаемся к границе. Пограничник проверяет паспорта, мой паспорт он взял с собой. Через некоторое время он пришёл назад и сказал, что у меня только одноразовая виза и если я сейчас выеду, то больше не смогу въехать назад.

Я показываю на директора туристической фирмы. Он молчит. Солдат исчез, потом опять появился. Стоит 100 марок, тогда пойдёт. Я залезаю в карман, достаю кошелёк и показываю 40 марок. Солдат исчезает, потом опять появляется и говорит, что всё в порядке, достаточно 40 марок. Я отдаю ему деньги. Он спрашивает, когда мы возвращаемся, чтобы он смог всё организовать.

На киргизской территории мы продвигались медленно через пограничные барьеры, и нас никто не останавливал. Поездка затягивалась. Освещение в автобусе становилось всё более слабым, и я предчувствовал, что, может быть, нас ожидают ремонтные работы в киргизских горах. И точно, вскоре мы остановились. Водитель и директор вышли, порылись немного в моторе. В конце концов мы едем дальше. Утром, в 7 часов мы приехали в отель. Всё закрыто. Мы пошли прогуляться в ожидании персонала. Через два часа появились первые сотрудники. Немного позже - директор отеля.

 

Он, конечно, ничего о нас не знал. Никакого резервирования, никаких заказов. Мне стало ясно, почему директор турфирмы поехал с нами.

 

 

 

Переговоры начались. Директор отеля назвал нам сумму, которая для пары дней отдыха была слишком высока. Директор туристической фирмы передал нам наши 400 долларов и сказал, что мы должны дальше вести переговоры сами. Нам предложили посмотреть резиденцию президента, это стоит того. Пошли посмотреть. Но мы не хотели так много платить. Перед дверью директора нам пришлось подождать. Я рассказал сотруднице, которая нас сопровождала, что я из Берлина, что мы в дороге со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра, потом эти ожидания, переговоры и опять ожидания, мы голодные, потные, хотим пить и должны опять ждать. В Средней Азии я встречаю такое впервые.

 

Она посмотрела на меня, потом исчезла, вернулась, и сказала, чтобы мы следовали за ней.

 

Мы умылись, получили завтрак и кофе и после этого пошли к директору.

 

Всё напрасно, он настаивал на своей высокой цене, мы едем дальше.

 

В конце концов приехали в другое место отдыха. Направляемся в большой отель.

 

И здесь опять хотят больше, нежели моя невеста готова была заплатить. Потом сотрудники сказали нам, что мы можем снять комнату по цене, которая нас устраивала и взяли наши паспорта.

 

Озеро, парк, воздух - всё было великолепно. Мы купались, я думаю, что я был единственный пловец. Вечером мы сидели на балконе с видом на озеро. После очередного купания, проходя через парк, я увидел двух мужчин, сидящих на скамейке. Они ели и пили. Они пригласили меня на рюмочку. Я присел. Водку я не пил, но поел хлеб с огурцом. Они уже были по службе в Германии и с восторгом рассказывали об этом. Люди в Средней Азии могут всегда что-то рассказать и особенно в том случае, когда они встречают иностранцев.

 

А после того как я рассказал мою историю и, что я кожа бакпанбет, они были растроганы. Я видел, что простому человеку интересно слушать такую необычную историю. Некоторые плачут, другие смотрят на тебя, не отрывая глаз, и всегда отражается в их глазах сердечность и сострадание.

 

Назад мы возвращались на автобусе. Директор турфирмы хотел организовать путь без препятствий.

 

В отеле нам выписали счёт. Конечно, там стояла регулярная цена, а не договорная. О нашей договорной цене никто не мог вспомнить. У них были наши паспорта. Платите - получите паспорта, не заплатите - нет паспортов.

 

Водитель знал о нас, мы разговорились, он просил рассказать о моей судьбе и был растроган.

 

Мы обсудили с ним переход границы. Я должен по его знаку скрыться в туалете автобуса и там тихо сидеть до тех пор, пока он меня не выпустит. Других пассажиров это не интересовало. Знак был подан, я исчез. В автобусе слышались шаги, наконец он тронулся.

 

Опять пересекли границу и уже едем. Мы опять у себя в стране. В Алматы водитель высадил нас в удобном для нас месте, не забыв попросить за проезд. Мы заплатили.

 

В середине 90-х годов я создал клуб акционеров и при каждой поездке в другой город я посещал биржу в этом городе, если она там была. Также и в Алматы.

 

Туда было трудно пройти. Я настоял. В конце концов, я смог поговорить с одной сотрудницей из руководства. Я хотел получить информацию. Она не могла мне её дать. Я сказал ей, что рынок ценных бумаг — это вопрос информации и доверия. Без информации и ясных представлений никакой разумный человек не будет покупать акции фирм. Она указала на лондонскую биржу.

 

Да, ценные бумаги этой страны в таких условиях не покупают. Ещё один урок.

 

После этого не прошло и года, как в Берлине проходила конференция по туризму. На ней был представлен новый посол, который сидел в президиуме. К моему удивлению, я увидел, что рядом с ним сидит директор турфирмы, с которым мы ездили на Иссык-Куль. Он был членом делегации. Он выступил с докладом о туристических маршрутах, которые он организовывает и рассказал о преимуществах путешествий с его турфирмой. На официальном совещании я промолчал.

 

Но позже я спросил одну даму из руководства, может ли страна защититься от таких шарлатанов.

 

Через год по немецкому телевидению показывали фильм с другим сотрудником, но с той же турфирмы.

 

Мои комментарии: «ещё необходимо сто лет для развития туризма, если такие эксперты занимаются этим».

 

 

 

На мероприятиях общества я познакомился с одним писателем, Дидаром Аментаем. Он выступал в доме Культуры Мира. Позже мы вместе сидели в одном из маленьких ресторанчиков в Берлине - Вильмерсдорфе. С ним была переводчица –немка, очень плохая. Я сам не очень хорошо говорю по-русски. Но если кто-то плохо переводит, я понимаю.

 

Мы сидели там долго, и я спросил его о его планах. Он собирался поехать во Францию, чтобы узнать побольше об Альберте Камусе. Я спросил его, почему писателя из Средней Азии интересует Альберт Камус. Это не типично. Ответ был неубедительный, он так хочет. Позже я рассказал ему мою историю.

 

Моя ситуация была такова: моя мать с мужем жили в Берлине. Вся моя другая родня - в Алматы и Кызылорда. Моя невеста из Алматы. Поэтому было бы логично переехать в Алматы, хотя бы на некоторое время и там жить. Я начал искать работу. У меня была хорошая практика, я работал на фирмах, внедряя на них вычислительную технику. Учился я по специальности «Руководство производством». После падения ГДР я работал некоторое время в восточноевропейских странах по обслуживанию вычислительной техники на различных фирмах.

 

 

 

Я познакомился с ответственным лицом в немецком промышленном представительстве.

 

Один из советников немецкого посла, который уезжал, сказал мне, чтобы я работал у них и предложил мне от его имени передать ответственной персоне, что он считает это важным и нужным. Мы долго беседовали. Он мне понравился. Вместе со своей женой они написали брошюру о турпоходах по Алматы и окрестностям. Уже это говорило о том, что он не просто выполнял свою работу, но и интересовался и страной, и людьми. И уже поэтому он был мне симпатичен.

 

Этот разговор мы вели в аэропорту в Алматы. Потом мы улетели на разных машинах в Германию.

 

Я написал по электронной почте на следующей неделе начальнице в Алматы.

 

Надо об этом здесь писать? Конечно, ответа я не получил. И это тянулось несколько лет.

 

Запрос, объяснительное письмо — ответа нет.

 

Даже в наше время, в стране с электронной почтой и исчезновением длительных путей нормальных писем, можно писать, что угодно правительству, но ответа, естественно, не получишь. Техника 21 века - но ханы реагируют неуважительно, как и в 19 веке.

 

Только иногда я получал информацию от знакомых, родственников или друзей о возможной работе в Алматы. Все запросы и поиски оставались без ответа. Постепенно я понял, что студентка, написавшая эту фразу в интернете об обществе, была умнее меня. После почти трёх лет поисков я ещё надеялся, что найду моё место в этой стране.

 

Надежду я потерял позже.

 

На одном из собраний нашего общества, к нам заглянул вышеупомянутый советник посла. Мы разговорились. Он интересовался результатами работы.

 

В конце разговора он осведомился о моих успехах в поисках работы. Я рассказал о моих результатах, в свою очередь, он рассказал, что во Франкфурте существует организация помощи развивающимся странам и порекомендовал мне с ними связаться. Они посылают экспертов во все концы мира.

 

На следующий день я сразу же туда позвонил. Служащий хотел знать, кто я такой и что я могу. Как только он понял, что я лучше знаю русский, нежели он, то он спонтанно выпалил: «Через четыре недели я еду туда, когда вернусь, вы получите место работы».

 

Он приехал назад. Я ему опять позвонил. Он дал мне понять, что советники уже не нужны. Я позвонил в Алматы, разузнал, и: конечно, советники нужны.

 

Мне стало ясно. Для меня нет работы, я не могу жить на родине моего отца.

 

Студентка была права, никто, абсолютно никто, не будет принят. И, конечно же, ещё более того, человек, отец которого оттуда, да ещё с такой семейной историей.

 

Ханы были более консервативны, нежели сталинские чиновники на самой вершине периода репрессий. Не сравнить с русским майором.

 

 

 

Простые люди радовались и радуются до сегодняшнего дня, что мы нашли друг друга, но ханы считают это обузой.

Я думал об Абае, писателе 19-го столетия, который считается великим национальном писателем и о котором все говорят. Его памятники стоят повсюду в стране. Он сам натерпелся от ханов, его отец сам был бессердечным безжалостным шефом одного из кланов. Об этом я вспоминал в эти минуты.

 

Я ничего не мог сделать. Каждый год я ездил к своей семье. Поездки начинали повторяться: Алматы- Кызылорда- Алматы - домой.

 

Квартира отца в Кызылорде была продана. Я жил у старшей сестры Алии. С ней я очень близок. Конечно, каждый год я приезжаю и в аул. Алмахан - глава нашего семейства и достойный человек.

 

В Алматы я жил у Риммы и Ануара. Дом на Хаджи-Мукана им пришлось продать, и они переехали в квартиру недалеко от гор.

 

Ануар - очень работящий человек, поэтому он искал участок, чтобы начать строительство нового дома. Как только дом в какой-то мере стал жилым, им пришлось его опять продать и переехать в микрорайон Алмагуль. Римма и он особенно пострадали от строительных работ последних лет.

 

 

 

Когда я был у них, я уже один мог ездить в город.

4. Мирамкуль

 

 

Как же должно всё развиваться? Я хотел более близкие отношения, во всяком случае, мне хотелось женщину из средней Азии.

 

Моей невесте я сказал, что так продолжаться дальше не может, и я буду

 

искать другую женщину. Она вспылила. Но, в конце концов, мы не виделись уже больше года, и она не предприняла никаких шагов. Все мои попытки объясниться, наталкивались на её молчание. Я не хотел так дальше жить.

 

Женщины Средней Азии! Я встречал много женщин, даже в Берлине, они мне нравились, я мог себе представить с ними более близкие отношения. Но обстоятельства складывались неудачно, с другой стороны я понял, что я не желаем в так называемом «высшем обществе» и приношу только несчастье.

 

Я больше не принимал попыток в этом направлении.

 

Я думал о советнике немецкого посла, с которым я разговорился в аэропорту Алматы. Я его спросил, как я пришёл к этой мысли, я не знаю, она просто выпирала из меня: « это хорошо или плохо иметь новых девять сестер». Он посмотрел на меня и ответил: «Плохо».

 

Я проглотил это. Об этом я думал всё время. Я любил их всех, они все любили меня. Советник посла был прав. Но мне было всё равно, у меня большая семья, мы все вместе, никто нас не может разлучить, чтобы не случилось. Мы и дальше держались вместе.

 

У Алии я встретил одну вдову, Мирамкуль. Мы разговорились. Она мне понравилась. Её жизненный опыт, её определённость, её интеллигентность - всё мне понравилось.

 

Но с женщиной её возраста нельзя просто так показаться в городе. Она работала в Университете, у неё были студенты. Мы вели себя соответственно.

 

По вечерам я исчезал из дома Алии, встречался с Мирамкуль, ночью приходил опять к Алие. И так весь отпуск.

 

Конечно, иногда возникали смешные ситуации. Вечером приходили иногда гости, которые хотели общаться со мной. А где он? Его нет. Почему?

 

На следующий год я сказал, что дальше так продолжаться не может. Я переехал к ней. Она жила в старом, ветхом домишке. Её семья, два сына, приняли меня хорошо. Её дочь была замужем и не жила с ней. Мы проводили всё время вместе. Её семья была тоже большая.

 

Её отец Абдурахман был великолепный человек. Он мне очень нравился. Её мать тоже.

 

Они уже умерли. Братья и сёстры приняли меня с любовью. Мы часто встречались. Семья Мирамкуль была дружная. Семейные праздники были весёлые.

 

Были и курьёзные моменты. Её внучку, Зере, названную в честь бабушки Абая, я любил особенно. Это была самостоятельная девочка, что мне очень нравилось. Так иногда, после обеда, я спрашивал, кто пойдёт со мной в город есть мороженое, она тотчас же бежала надевать туфли и нетерпеливо ждала, когда же я оденусь.

 

Однажды мы шли вдоль узкого канала. У неё в руках был игрушечный телефон, и она что-то в него говорила. На скамейке сидела женщина и разговаривала по телефону. Я спросил её, разговаривает ли она с девочкой? И та ответила, что она разговаривает с Зере. Я подумал, откуда знает незнакомка имя нашей Зере. В конце концов, мы выяснили, что это была родственница Мирамкуль, и мы с ней встречались на одном из семейных праздников, только я не мог запомнить всех людей на них. Кто бывал на таких празднествах, знает, какой размах они могут принять. Мы посмеялись над этим недоразумением.

 

Перед отъездом я спросил Мирамкуль, что будет с нами дальше. Если мы хотим оставаться вместе, мы должны пожениться. Она попросила дать ей время для ответа. Это не так просто. Германия поставила высокие преграды для таких случаев, чтобы с самого начала всё осложнить или вообще предотвратить. Мы должны ждать год. Помощи было соответственно не от кого ждать.

 

В сентябре я получил от неё электронное письмо, что она согласна. Прекрасно, я рад. Потом она позвонила в немецкое посольство в Алматы и спросила, какие документы необходимы. Они перечислили. Но в Средней Азии не так легко пойти к чиновникам и получить соответствующую бумажку.

 

Это длится определённое время. Кроме того необходимы заверенные переводы. В конце концов, она полетела в Алматы в посольство. Там просмотрели все документы и сказали, что необходимы ещё и другие документы. 1500 км назад, получить другие документы, их перевести — это успехи немецкой дипломатии.

 

Парламентарский государственный секретарь в немецком министерстве иностранных дел, в обязанности которого и входили такие вопросы, находился со мной в одном обществе, которое способствовало развитию отношений между нашими странами. В этот период его спросили об условиях выдачи визы. Некоторые партнёры несвоевременно получали визы, у других встречи не состоялись, т. к. приходили отказы в выдаче визы и т. д. Он реагировал раздраженно. И сказал, что в связи с частыми жалобами, он сам полчаса потратил на то, чтобы убедиться, как всё происходит и видел, что сотрудники сидят как на конвейере и в течение минуты должны решать, что делать с заявками.

 

Я ухмыльнулся про себя. И вспомнил один эпизод из моего прошлого. 1 сентября в ГДР был день Мира.

 

Как мы знаем, 1 сентября 1939 года немецкие войска напали на Польшу, что было началом Второй Мировой Войны.

 

Как мы отметим это день? Высокой производительностью на производстве. Наш вычислительный центр не был загружен. Как нам добиться высокой производительности в честь этого дня? Мы собрали все заказы, поговорили с заказчиками. Тех, кто был раньше на очереди, попросили подождать до первого сентября, тех, кто был позже на очереди, попросили в виде исключения принести заявки раньше. Результат? 1 сентября план был выполнен на 330 процентов. Дни до этой даты мы почти не работали, и только через некоторое время мы вошли в нормальный ритм работы.

 

Так и посольство этой страны работало по этой методике. Возможно, я не прав. Но тот, кто зависим от этого, не может реагировать без эмоций. Я был рад, что кто-то задал этот вопрос на заседании общества.

 

В то же время я встретил в Берлине двух женщин, которые мне понравились. Они были моего вкуса, у нас могли бы быть великолепные отношения, но у меня была Мирамкуль. Эта ситуация была мне неприятна. Я не знал, что мне делать, возможно, я сделал ошибку, прости меня.

 

В связи с этим я хочу сделать несколько замечаний, что касается меня.

 

Я моногам. Иногда в зависимости от обстоятельств у меня было несколько женщин, но никогда две одновременно. Моя партнёрша есть моя партнёрша. Конечно, я видел некоторых мужчин, которые жили одновременно с двумя или даже с несколькими женщинами. Но это не для меня. Моя женщина может на меня положиться. И если у нас что-то не ладится, то для развода должны быть очень важные причины. Таких причин у нас не было, так что Мирамкуль может на меня положиться. Тут не было никакого вопроса. Возможно, что это покажется как оправдание, но это не так.

 

На одном из собраний нашего общества, как раз на тему женщин злой комментарий. Я пришёл с моей женой, которая только что приехала их Средней Азии и с бывшей спутницей моей жизни. Обе женщины были в хороших отношениях. Моя «бывшая» помогала мне переводить на русский. Почему я не могу её привести?

 

И тут я услышал шушуканье, что я пришёл со своим гаремом. Да.

 

Документы для визы на свадьбу опять имели недостатки, как определило посольство. Для человека, который хочет жениться на женщине из страны своего отца, это непонятно.

 

Но кто понимает немецких чиновников вообще? Я звоню опять в посольство.

 

Там я разговариваю с местной сотрудницей. После того, как она на меня накричала, я ей ответил, что я немецкий гражданин, я плачу налоги и почему она позволяет себе из Алматы так кричать. Так не пойдёт. И меня соединили дальше. Да, немецкий персонал в посольстве - это отдельный вопрос.

 

Советник посла, о котором я уже рассказывал, был исключением. Возможно, я не прав, т. к. я знаю не многих. Но иногда я задумываюсь.

 

Моя бывшая невеста иногда приходила на вечеринки, так назывались вечерние встречи в посольстве. После одного из таких посещений, она написали мне электронное письмо. Одна из руководителей группы сказала, что только чёрные мужчины могут по- настоящему удовлетворить женщину! Я не хочу больше об этом писать.

 

Через год Мирамкуль наконец получила визу. Я организовал билет на самолёт, она приезжает.

 

Я стоял в Тегеле. Около меня стоял немец, муж казахской активистки, которая была заместителем руководителя общества. Мы беседовали и вскоре увидели обеих женщин. После паспортного контроля, я держал мою жену за руку. Наконец! Мы разговаривали вчетвером. Руководительница спросила, где же чемодан Мирамкуль. Его не было. Я понял, что в Средней Азии не понимают «ничего нет». Так не женятся. Да....

 

Потом обстоятельства складывались неудачно. В конце следующей недели мы пошли за покупками. В субботу вечером мы встретились в нашем районе. Всё было заблокировано: полицая, ограждения. Я поставил машину на стоянку около автобана и мы, взяв сетки и целлофановые мешки, оказались позади полиции.

 

Это надо себе так представить: перед нами демонстрация нацистов, за нами демонстрация против, включая бургомистра, потом полиция, потом 50 метров пусто, опять полиция, и мы продвигаемся понемногу позади.

 

На улице перед нами водомётная машина полиции, бронемашины. Как на войне. У нас в руках тяжёлые мешки. Я подошёл к пробке. И направился к автобусной остановке. Группа полицейских находилась в двадцати метрах от нас. Из группы полицейских отделилась женщина-блондинка - полицейская, подошла ко мне и, держа резиновую дубинку перед моим носом, прошипела: «Если вы сейчас же не успокоитесь, то смотрите - я ничего не смогу сделать». Через некоторое время женщина - полицейская опустила дубинку и отошла.

 

Позже я объяснил Мирамкуль, что в Берлине уже часто случалось, что полиция избивала не тех, кто провоцировал беспорядки.

 

Президент полиции, который был вынужден комментировать общественности подобные случаи, сказал, что обвинения на 97 процентов неверны.

 

Ничего особенного не произошло, это нормальная жизнь Берлина.

 

Тот, кто родом из средней Азии, думает по-другому.

 

Честно говоря, я не ожидал того, что произошло впоследствии. Я не представлял себе, что в цивилизованном обществе такое может происходить. Но после того, как один раз обжегся, я должен был смириться с действительностью. Так, например, в паспортном столе, в загсе. Ожидание решения судьи, что мы заключаем не фиктивный брак. Как он это может определить, останется его секретом.

 

Конечно, моя жена должна получить свой собственный телефон. Я попытался это урегулировать с моей телефонной фирмой. Но она должна иметь для этого собственный банковский счёт.

 

Хочу заметить, что через две недели после приезда в Германию, она поступила на курсы немецкого языка. Там она, конечно, встретила женщин, которые хотели выйти замуж за немцев и изучали тоже немецкий.

 

Одна украинка рассказала ей, что она без всяких трудностей открыла счёт в берлинской сберкассе. И мы направились в один из филиалов сберкассы, который находился недалеко от нас. Нас встретила высокая блондинка. Она попросила паспорт и спросила, говорит - ли моя жена по-немецки, та сказала, что она учит. « Как??? Вы не говорите по-немецки?? Тогда я вынуждена отказать.» Я сказал, что, если возникнут проблемы, я могу помочь.

 

«Вы? Я не знаю, понимаете ли вы и можете ли вы правильно перевести. Нет - мы не можем открыть счёт для вашей жены».

 

Что я могу на это сказать, они практикуют расизм? Человечность господина?

 

Мы расспросили её знакомую ещё раз. И пошли в другой филиал берлинской сберкассы. «Что вы желаете? Завести счёт? Само собой разумеется, присядьте, у вас есть вопросы?» и т. д. и т. п.

 

У Мирамкуль красный диплом. В Советском Союзе это являлось доказательством того, что она по всем предметам имела только отличные отметки. Но что это означает здесь? Ничего. Она была преподавателем языка. Она окончила курс немецкого языка с отличием.

 

После трёхмесячного ожидания ещё не пришло решение суда, что мы заключаем не фиктивный брак. Виза заканчивалась. Мы пошли в отдел по делам иностранцев. Там ожидало много людей. Люди приходили и уходили из зала ожидания. После двухчасового ожидания нас наконец-то вызвали. Я ещё такого не видел: сотрудник сидел, закинув ноги на стол, и лаконично сообщил, что он ничего не может сделать для нас, т.к у него нет наших документов. Я посмотрел на него и спросил: если это так, так почему же вы заставили нас два часа ждать?

 

Он снял ноги со стола, выпрямился и угрожающе сказал: ваше дело я буду особенно внимательно изучать!

 

Непременно он что-нибудь найдёт, что не в порядке. Я посмотрел на Мирамкуль. Она изменилась в лице. Такой она себе Германию не представляла.

 

Я был предупреждён. Друзья-иностранцы рассказывали мне, что отдел по делам иностранцев в Берлине — отдел по созданию трудностей для иностранцев.

 

Я написал письмо начальству, я не хотел оставлять этот случай без последствий. Вскоре пришло решение суда. Моя жена не может вступить в брак, т. к. она замужем.

 

Но что можно на это ответить? Я готов был уже взорваться, но сдержался и написал вежливое письмо, в котором просил проверить всё ещё раз и запросить загс, все ли документы в наличии. Если бы у моей жены была бы какая-то неуверенность по вопросу замужества, то она не приехала бы в Германию. Всё-таки четыре различные инстанции проверили документы, и если бы они что-то нашли, то не разрешили бы въезд в Германию.

 

В конце концов и судья дал разрешение. Мы отправились в загс. Там речь шла о сроке и других формальностях. День мы выбрали быстро. Потом были формальности. Я хотел пригласить кучу людей, даже нашёл кассету с музыкой из Средней Азии для праздника. Всё было обговорено. Сотрудница загса сказала, что всё зависит от того, кто в этот день работает??? У нас есть одна коллега, которая не хочет такие праздники. Тогда ничего не получится.

 

Я проглотил воздух.

 

В Германии женятся люди всё реже, т. к. условия не благоприятны для этого. А здесь одна коллега позволяет себе определять, что можно и что нельзя.

 

Мы посоветовались с Мирамкуль и решили, что мы не хотим зависеть от настроения сотрудницы загса.

 

Я видел много свадеб в Казахстане. Там сотрудники загса даже приходили в ресторан, в котором происходило торжество. В Германии определяют сотрудники загса, как проводить регистрацию. Я был потрясён. В связи с этим торжество проходило по-другому. Кто же приглашает гостей, а потом сообщает им, что всё зависит от настроения сотрудницы загса.

 

Наконец мы поженились. Мирамкуль получила визу на длительное проживание, и мы можем начать жизнь без юридических проблем. У меня жена с родины моего отца. Она была такой, какой я и не мог её себе представить. Конечно, все женщины неповторимы. Она соответствовала моим представлениям. Мои друзья и знакомые считали, что у нас хорошие отношения.

 

Конечно, совместная жизнь возможна тогда, когда люди подходят друг другу, мы гармонировали.

 

И она осталась в моём сердце.

 

Некоторое время всё было в порядке. Потом мы наткнулись на границу, которую я не мог преодолеть. У меня была хорошо оплачиваемая работа. В противном случае, моя жена не могла бы вообще въехать в страну. Потом нам перестали платить зарплату. Простые сотрудники работали уже несколько месяцев без зарплаты, вскоре и я перестал получать зарплату.

 

Мы жили на мои сбережения, но было ясно, что так не может продолжаться.

 

Мирамкуль вызвали в органы власти. Конечно, и её документы она должна была представить.

 

Сотруднице было лет двадцать. Она взяла документы в руки и бросила их на стол.

 

У вас больше ничего нет?

 

Красный диплом - это ничто. Я спросил, что можно предложить моей жене. Ответ: работать уборщицей. Я посмотрел на Мирамкуль. Она наклонилась ко мне и тихо спросила, правильно ли она поняла. Да.

 

Мы пошли домой. Я чувствовал — дело идёт к концу. Я это понял. Преподаватель университета — в Германии идёт убираться. Через несколько дней она мне сказала, что она хочет назад домой. Да, конечно. Я понял, я бы тоже не позволил со мной такое.

 

Это было решение судьбы. Женщина, которую ты полностью понимаешь, и лучше которой для тебя нет, едет домой.

 

И тут ничего не поделаешь. Весной она улетела домой, а летом я прилетел на три месяца в Кызылорду. Мы провели несколько счастливых недель вместе, но конец уже был виден. Я не знаю, может ли кто это понять. Но для меня это была катастрофа. Надо себе представить так: я не могу находиться на родине моего отца, а она не может жить на таких условиях у меня. Для нас не было места для совместной жизни ни в одной, ни в другой стране. И это в 21 веке.

 

5. Город Кызылорда

 

Вернёмся в город Кызылорда.

 

Это город моего отца, он стал и моим городом. Он лежит в степи на берегу Сыр Дарьи. Насчитывает население почти в 200 000 человек и находится в Средней Азии. Я сросся воедино с этим городом. Сначала я смотрел на город сверху вниз, со временем моё отношение изменилось. Он оставляет захватывающее впечатление с его интересными строениями, он живёт.

 

В 1999 я впервые приехал туда. Всё было ново для меня, немного запылённо в прямом смысле слова. С того времени город невероятно изменился. Он вырос, набережная реки перестроена. Это уже процветающий город. И, наблюдая его развитие, нельзя не отметить изменения.

 

К этому надо добавить.

 

В первое время меня всё время кто-нибудь сопровождал. Мы посещали родственников, ездили в аул. Позднее я познавал город один. Сначала я хожу в книжный магазин. Мне интересно всегда узнать за границей, что читают люди. В Кызылорде два книжных магазина. Поначалу там находились учебники на немецком языке, а также романы и другая литература на немецком. Со временем их становилось всё меньше. Наконец, где-то в году 2008 я не нашел ни одной книги на немецком языке. В противовес этому, появилось больше литературы на китайском языке. Однажды я разговаривал с одним знакомым, политическим деятелем в Берлине, и рассказал ему об этом. Он, конечно, смотрел на это по-другому. Но я видел реальное положение дел.

 

Я интересуюсь культурной жизнью и посещаю концерты и театральные представления. Я приезжал летом туда, и в это время обычно отпуска в театрах, но несмотря на это, мне удалось посетить некоторые представления. Театральные представления были на казахском языке, я их не понимал. Жена иногда объясняла мне содержание.

 

Костюмы и декорации были интересны, инсценировки тоже. Всё было на высоком уровне.

 

Об одной постановке я написал статью в одну из берлинских газет.

 

Речь шла о коррупции.

 

Один раз я даже два раза посмотрел одну и ту же постановку. Это был новый опыт — ханство. Аким, глава правительства из Кызылорда, тоже видел себя в этой постановке.

 

Но что это означает? Что тут можно сказать? Хан присутствовал на представлении. У него был театр и двор. Пьеса была написана Ираном Гайяпом, писателем, которого я несколько раз встречал в Берлине, и каждый раз мы беседовали. Речь шла об одном национальном событии из истории страны.

 

В связи с трагическими событиями, ханы были вынуждены ввязаться в борьбу против внешнего врага, и тем самым создались условия для национального воссоединения.

 

Летом в городе очень жарко. Нельзя ходить без головного убора. И всё равно мне нравилось ходить и гулять по городу в ранние часы.

 

Постепенно соседи и друзья видели, что я часто приезжаю, и они начали меня приветствовать словами: «О! Ты опять приехал? Пошли, попьём чаю!»

 

Приглашение покушать, как обычно приглашают старых знакомых. Иногда мне говорили таксисты: « Я возил вас в прошлом году». И так далее. Я стал настоящим жителем этого города. Я гулял по городу, ходил на базар за покупками и повсюду встречал родных и знакомых. Иногда было нелегко их вспомнить, но об этом я уже говорил. Один раз таксист спросил меня, что означает цифра на одном из табло его машины. Он ездил на старом опеле. Это было предупреждение, что он должен пройти техосмотр. Я ему это сказал. И мы вместе посмеялись над этим. Было смешно представить, что эта машина в таком состоянии должна когда-нибудь пройти техосмотр.

 

У меня и моей жены было огромное количество родни, поэтому нас часто приглашали в гости. Мы ходили на свадьбы, дни рождения, а также в больницу, иногда родственники умирали, и приходилось бывать на похоронах.

 

Поначалу я приезжал на одну неделю, потом мои приезды длились потри месяца. У меня было чувство, что там я тоже дома.

 

Сотрудники бюро путешествий, где я покупал билеты на самолёт в Алматы, встречали меня всегда радостно.

 

Я ходил купаться на реку. И там меня уже все приветствовали, здороваясь за руку.

 

У меня никогда не было трудностей с официальными учреждениями. Иногда что-то не получалось, но всегда находился выход из положения.

 

Однажды я пошёл купаться, выхожу из воды, ко мне подходят два полицейских. «Пожалуйста, ваши документы. Иностранцы обязаны всегда носить паспорт с собой». Я сказал, что я из Берлина, живу здесь с моей женой, показываю на дом, который находился недалеко. Когда иду купаться, то не беру с собой документы, как они этого не понимают.

 

Один из полицейских спросил, что может делать немец в Кызылорде на пляже Сыр Дарьи? Конечно, купаться.

 

Я рассказал им о моём отце и, что я кожа и что я тут в гостях на длительное время. Они дружелюбно попрощались.

 

В Кызылорде есть музей. Естественно, я был и в нём. Там есть одна фотография, на которой мой дядя. К сожалению, он умер, писатель Калтай Мухамеджанов работал вместе с Чингизом Айтматовым. Они написали совместно книгу „Восхождение на Фудзияму“, 1973.

 

Однажды я встретил одного художника, который также занимался реставрацией. Мы разговорились, и он показал мне свои картины. Я выбрал одну из них, чтобы повесить в своей комнате в Берлине. Он получил деньги, цена была невысока. Я попросил его о расписке. Он написал мне авторучкой, что он, художник Иассауи, продал мне эту картину.

 

Когда я летел в Берлин, один из таможенников попросил меня пройти с ним. Он хотел знать, что же завернуто в большом пакете.

 

- Картина.

 

- Пожалуйста, покажите разрешение на вывоз.

 

Я достал бумажку. Он сказал: « Хотите я покажу вам, что вам необходимо иметь?» И он направился к шкафу, достал оттуда папку и показал мне четыре или пять исписанных страниц с целым рядом печатей. Это необходимо. Было три часа ночи. Я спросил его, где я сейчас могу получить это разрешение. Это был просто риторический вопрос. Он взял мой паспорт, прочитал мое имя и спросил: « Соотечественник?» Да, у него в руках был мой немецкий паспорт. Я говорил плохо и с немецким акцентом. Я сказал: « Кожа»!

 

Что?

Да, я кожа.

 

Он помахал паспортом, улыбнулся, отдал мне паспорт, и подал мне рукой знак, который я понял так, что я могу убираться. Что я и сделал.

 

Если в разговоре с попутчиками заходит речь о таможне, и они возмущаются таможенниками, то я всегда говорю, что они мне никогда ничего плохого не сделали, и я не понимаю их возмущения.

 

Полёты из Кызылорда тоже были интересны.

 

Один раз перед отлётом, мы уже были в зале ожидания посадки на первом этаже, и я , взглянув наверх, помахал рукой моим родственникам. Рядом со мной стоял мужчина примерно моего роста, который с удивлением спросил, что у меня общего с людьми этой национальности. Мы разговорились. Он был из Праги, эмигрировал в США и работает на одну из нефтяных фирм Канады. Мы говорили о Праге, которую я хорошо знал. Я спросил, что он делает в Кызылорда. Он был специалистом по разведке нефтяных месторождений. Надо было исследовать размеры нефтяных полей и рассчитать, какое количество нефти в этом месторождении можно ожидать. « И как же вы это определяете?» - спросил я. « Мы определяем с помощью микроволн».

 

- И насколько точен этот метод?

 

- Примерно на 20 процентов, - ответил он.

 

- И как выглядит здесь?

 

- Кызылорда стоит на нефти. Здесь будет настоящий бум.

 

Одна немецкая организация помощи развивающимся странам находилась и в Средней Азии.

 

Однажды, приехав в Кызылорду, я был встречен родственниками, держащими в руке Анонсы. Одна голландская фирма ищет голландских и немецких специалистов. Каждому известно, что когда ищут специфичных специалистов, то тут что-то не то. Искали строителей, специалистов по коммуникациям, аграрных специалистов. Ну что же. Мы нашли с Мирамкуль филиал этой немецкой фирмы. Кто поближе узнает Кызылорда, найдёт сразу же возможности оказания помощи с немецким опытом и организационным талантом.

 

Шеф был в отъезде, я разговаривал с двумя сотрудницами. Я - экономист, прекрасно владею компьютерной техникой, помимо того говорю по-русски. Что ещё надо? Обе сотрудницы были в восторге. Всё должно было бы устроиться. Они обещали позвонить. Моя семья жила в большой надежде, но у меня не было никаких иллюзий. И тут можно только добавить, что этот звонок мы ждём до сегодняшнего дня.

 

В то время, когда немцы занимались ещё добычей нефти в Кызылорда, моя сестра Мира попросила меня поговорить с шефом. Я это сделал, но не так, как она себе представляла. Шефом был молодой человек из Восточной Германии. Мы разговаривали с ним о его работе, о трудностях, с которыми он встречается. В заключение он сделал прогноз о ценах на нефть. Я это запомнил. И когда годом позже я встретил его опять, я поздравил его с его реалистичным прогнозом.

 

Немцы, канадцы и американцы исчезли. Я разговаривал с одним немцем, который участвовал в добыче нефти. Я встретил его в 2009 году. Он жаловался, что западные фирмы не смогли прийти к согласию между собой, и как результат, местные власти, умело натравливая их друг на друга, — выдворили.

 

И это было видно в городе.

 

Если вечером народ гулял по набережной Сыр Дарьи, то нам встречалось всё больше и больше китайцев.

 

На первых порах, я приветливо улыбался им и спрашивал, говорят ли они по-русски.

 

Никакой реакции.

 

По-английски? То же самое. Мирамкуль спрашивала, на каком же языке можно с ними говорить. Тоже никакого ответа. На здании фирмы висели флаги обоих государств и совместных фирм.

 

Контакт с ними было найти невозможно, поэтому при вечерних встречах, прогуливаясь, я приветствовал их словами «Гутен Абенд!». И они в свою очередь радостно отвечали на своём языке.

 

Я спросил Мирамкуль, какой же язык изучают студенты в университете. Самой собой разумеется - « Английский!» .

 

И ещё какой ? Очень немногие — французский. Немецкий - теперь не популярен.

 

Поначалу меня многие просили организовать товарообмен, контакты с немецкими фирмами. Как только я это попробовал, то убедился, что для этого необходимо бюро, сотрудники. Это было невозможно. Позже я рекомендовал всем связываться с людьми из немецкого торгового представительства в Алматы. Они обычно отказывались, т. к. учреждения в отдалённой Алматы не заслуживают доверия.

 

Наблюдая всё этот процесс, я пришёл к выводу, что немцы не заинтересованы в этой стране.

 

Во время одной из поездок несколько лет назад, мы занимались одним кинопроектором, о котором будет рассказано позже. При посещении мечети, которую недавно построили в Кызылорда, мне представили одного человека, который дружелюбно со мной разговорился. Он был соседом моей сестры Алии. Он переехал жить в Астану. Он был знаком с нашей семейной историей, которая произвела на него большое впечатление. Он пообещал показать по местному телевидению об этом передачу. Через пару дней появилась журналистка Баян, которая, попросила написать обо всём, чтобы это было основой для телефильма. Я попросил её заранее подготовить несколько вопросов, которые я мог бы прочитать и подготовиться отвечать по-русски. Мы встретились для съёмок у моей сестры Алии, они сняли пару кадров, взяли у нас интервью и дали возможность нашему старейшине — Алмахану и моим сёстрам высказать свою радость. Несколько позже это показали по телевидению.

 

После этого, куда бы я ни пошёл: за покупками, на базар, в магазин, многие заговаривали со мной. Они восхищались, что я, в мои 50 лет, занимался поиском моего отца и моей семьи, не сдавался и теперь чувствую себя тесно связанным с моей семьёй и этой страной. Было много сердечных встреч. И, конечно же, все родные и знакомые видели эту передачу.

 

Это был праздник, радость, чувство тесной связи для всех нас. У всех горели глаза и теплело сердце, когда люди заговаривали со мной. Мои близкие чувствовали, что это будет продолжаться недолго, т. к у президента на столе уже несколько месяцев лежало моё письмо, на которое он не напишет ответа. Хан не хотел отвечать.

 

Конечно, в этих строках надо отметить некоторые впечатления об Алматы.

 

Это великолепный город. Я чувствовал себя там, как дома. Я чувствую себя там, как рыба в воде. Это большой культурный центр, по сравнению с Кызылорда, что я и использую с моими родственниками на все 100 процентов. Климат там тоже лучше, город зеленее, больше, красивее, живописнее.

 

Мне не надо было решать, где мне жить, это решение приняли за меня ханы.

 

Несмотря на все обстоятельства, которые царят в Кызылорда, плохой климат в связи с высыханием Аральского озера, мне хочется подчеркнуть - этот город в моём сердце.

 

6. Фильм должен будет сниматься

 

Главный мотив этой главы: «Difficile est saturam non scribere.» (« Очень трудно не писать сатиру»)

 

Эта семейная история настолько интересна, что она должна быть показана в фильме. Сразу же вспоминается «Борат». Противоречия выступают на поверхность. Здесь идёт речь о конкретных людях. Всё, что начиналось с надежды, закончилось провалом. Фильм не мог быть снят, во всяком случае в тех условиях.

 

 

 

Эти эпизоды напоминают произведения украинского писателя Владимира Дрозда и его произведение «Баллада про сластена». К сожалению, я читал не много его произведений, но этот небольшой рассказ, произвёл на меня впечатление. В нём рассказывается о маленьком мальчике, который решил стать руководителем. И уже в детском саду он начал терроризировать окружающих. Великолепная карикатура: перед начальством стелиться, низы топтать ногами. Мальчик с треском провалился со всеми своими планами, т. к. даже в советской действительности надо было знать, какие последствия могут быть от твоих поступков.

 

Тут мне хочется добавить, какое влияние оказали на кызылординское небо с его святящимися звёздами, на его бешпармак, кофе, чай, пролетающие космические корабли , лежащего только относительно не далеко Байконура.

 

Мы сидели во дворе, и один из старейших рассказывал: « У нас начинает кое - что изменяться. Раньше было так: на совещании шеф говорил: «Будет делаться так!» Все вставали и шли работать». Потом была фаза, когда шеф говорил: «Будет делаться так! » Неуверенно подаёт голос специалист и говорит: « Шеф, может быть лучше сделать это по-другому?» Ответ: « Всё будет сделано так, как я сказал!». Сейчас наступило время, когда диалог идёт по той же схеме, только, когда все встают, чтобы идти, шеф говорит: « Будем делать так, как сказал специалист!».

 

Я радовался таким изменениям.

 

В этой истории с фильмом всё было по-другому Здесь никто не противоречил главному исполнителю. И даже напротив.

Но всё по порядку.

С самого начала : один друг моего зятя, у которого был знакомый кинооператор частного телеканала в Алматы, предложил мне подумать о возможности снять фильм о нашей истории. Впечатления были ещё свежи, и я не созрел ещё для этого.

 

 

 

Позже я беседовал с Дидаром Аментаем в Берлине. Он вернулся к этому вопросу, вступил со мной в контакт и предложил снять фильм о моей семейной истории. Я согласился. После нескольких встреч он вдруг замолчал.

 

Несколько позже приехала одна журналистка на кинофестиваль и попросила меня об интервью. Я встретился с ней. В качестве переводчицы я привёл мою бывшую спутницу жизни. Мы сидели в одном из отелей Берлина. Я фотографировал, заплатил за кофе, и мы долго беседовали.

 

Я рассказал нашу историю, она слушала, делая кое-какие заметки. В заключение я предложил, чтобы она, после того, как напишет интервью, прислала всё по е-майл, я просмотрю и потом пошлём всё для опубликования. Мы попрощались, и мне казалось, что всё в порядке.

 

На следующий день я послал ей фотографии. От неё долго не было ответа.

 

Кинофестиваль был в феврале. В августе я получил от родственников из средней Азии газету с длинной статьёй и одной из тех фотографий, которые я сделал при нашей встрече, где мы стоим вместе с ней.

 

О боже, что она там написала! Всё перепутано, неправильные факты, искажения и к тому же в сокращенном виде. Ничего нельзя было сделать.

 

 

 

Годом позже она опять приехала на кинофестиваль. Членом делегации была руководитель отдела кинофильмов киностудии Алматы. Я спросил журналистку, почему она не воспользовалась возможностью корректировки мною её статьи. Она взглянула на меня с испугом.

 

Я пригласил обеих женщин ко мне в гости. Это был интересный вечер. Женщина, руководитель студии, оказала на меня большое впечатление.

 

Мирамкуль приготовила национальное блюдо - манты. Мы уже говорили о том, что хотели снять фильм.

 

Позже меня пригласили в посольство и спросили, что я думаю о фильме. По их представлениям должен был снят документальный фильм, режиссёром которого должен быть сам директор киностудии. Я согласился, но поставил три условия: это должен быть серьёзный фильм, с моей матерью должны обходиться с уважением и фильм не должен быть показан в Германии. И кроме того в качестве переводчика я предложил мою бывшую спутницу жизни. Как вы знаете, она знает русский и французский, работала длительное время переводчицей и после защиты диссертации работала полгода в Москве.

 

Сотрудник посольства говорил с уважением о режиссёре. К концу года режиссёр пообещал подготовить сценарий и начать съёмки в середине января.

 

Наступил Новый Год и, естественно, сценария ещё не было. Но режиссёр был здесь. Мы встретили его в аэропорту. Он приехал без багажа, сотрудник посольства тоже был здесь, режиссёр был другом посла.

 

Позже приехал кинооператор из Москвы. И у него почти не было багажа. Камера была при нём, но звукозапись отсутствовала. Потом приехала одна из помощниц режиссёра. У нее была должность менеджера или что-то в этом роде, её обязанности я не понял до конца.

 

Вечером мы пригласили на ужин к себе домой. Там мы обменялись подарками. Первый муж моей матери работал в начале 50-х годов сначала с документальными фильмами, потом он перешёл в отдел драматургии на развивающемся телевидении. Студия документальных фильмов снимала фильм о Советском Союзе — «Русский феномен». К нему была выпущена книга с фотографиями. Речь шла о том, как до революции на национальной окраине протекала жизнь под игом исламской религии. В ней рассказывалось об одной девочке, которая после Октябрьской революции начала учиться, потом закончила медицинский институт, чтобы стать профессором и развивать медицину республики. Это был не единственный эпизод, но я его запомнил. Я получил в подарок кассету с художественным фильмом, но на национальном языке.

 

Моя бывшая спутница жизни начала свою работу переводчицей. Она была, соответственно, все дни с нами. Она переводила режиссёру при встрече его с

 

Ф. Шлёндорффом, который в своё время снимал фильм с этой студией, а также и при демонстрации рабочих материалов к этому фильму. Но об этом позже.

 

Мы договорились начать съёмки завтра утром. В комнате всё переставили, микрофон был опробован, камера установлена. Можно начинать.

 

Я хотел выяснить ещё некоторые вопросы, о которых мы ещё не говорили.

 

Что ещё?

 

Будет подписан договор?

 

Нет, никакого договора не будет.

 

Будет гонорар?

 

Гонорара не будет.

 

Будут определены обязанности?

 

Никаких обязанностей.

 

Будут обговорены права?

 

Нет.

 

В Германии есть возможности продвигать материально подобные проекты, например, программа Arte. Если ты хочешь получить деньги, обращайся туда.

 

Я не хочу денег от Аrte.

 

Если ты хочешь гонорар, то получишь право на показ в Германии.

 

Но! Он что-то забыл? Я ничего на это не ответил.

 

Хорошо, можно начинать.

 

Небольшое отступление:

 

Здесь я хочу рассказать, что я видел в одной из сцен одного фильма. Первый фильм я видел по Arte, он назывался «Омпа». После распада Советского Союза два пилота везут на кукурузнике пассажиров. Я был восхищён этим фильмом. Он был смешным, юмористичным, печальным, сентиментальным и показывал душу простых людей. Я был тронут этим фильмом. Жаль, что этот фильм прошёл незамеченным.

 

И второй пример. Меня пригласила одна художница Алмагуль Менлибаева на одном из праздников, посмотреть фильм, который показывали на втором плане. Он был сделан её подругой Гульшат Омаровой. И назывался «Шица». Это был тоже хорошо сделанный фильм.

 

В стране много талантов, ставящих фильмы. Позже были представлены в Берлине молодой продюсер и три молодых режиссёра. Они привезли тоже хорошие фильмы, и в них был виден талант и умение этих людей. Я вспоминаю один фильм и сегодня. Он назывался «Простые люди». Два молодых парня в новых условиях стараются пробиться по жизни. Они продают на улице в одном из городков Средней Азии, мечтают о лучшей жизни. В конце концов один возвращается в свою деревню.

 

К этим кинематографистам я ещё вернусь.

 

Итак, я был настроен оптимистично на съёмки нашего фильма. Все условия для хорошего фильма были налицо.

 

Сценарий был подготовлен, и он походил на то, как делал в 60-е годы Гюнтер Гаус. Гаус был абсолютно серьёзным и опытным журналистом, который собирал точную информацию о своих гостях. Но всё определяет время, а здесь было жалкое подобие, которое было даже не оригинальным. Сначала я молчал. Потом они хотели провести интервью с моими друзьями, моей матерью и посетить со мной некоторые места, и там всех расспросить. Все мои друзья и моя мать были готовы к этому.

 

На фазе подготовки, мне пообещали, что не будет показано ничего, что я не хочу. В одном месте его кинооператор снял меня в несколько интимной ситуации. Ничего особенного, но....

 

На следующее утро я сказал ему, что мне это не нравится. Он ответил, что это его не интересует, он делает то, что он хочет.

 

О! Значит так!

 

Однажды вечером нас пригласил посол на ужин. Мы сидели в одном из ресторанов в центре города. Он поинтересовался моей историей. Он начал примерно так: «Мы уже с вами встречались на заседаниях общества».

 

На заседаниях общества мы виделись часто. У меня были фотографии с ним. Почему он начинает разговор таким образом?

 

Мы хорошо поужинали. Он старался меня подробно расспросить обо всём. Я рассказывал.

 

Позже мы собрались поехать в горы. Вечером, накануне, посол пригласил нас в ресторан. Там я встретил одного пожилого артиста из средней Азии с его молодой женой. Мирамкуль сказала мне, что он очень знаменитый. Женщины договорились, что и они на следующий день поедут вместе с нами. Я спросил мою жену, не должна ли она завтра идти на занятия? Нет, мы решили поехать завтра все вместе. На один день больше или меньше не имело значения.

 

Как я уже замечал, она закончила курс с отличием.

 

Из посольства приехал маленький автобус. Я подготовился к этой поездке. С большим трудом я достал книгу, которая была уже распродана, в которой отражалась хроника небольшого саксонского городка и попросил мою бывшую спутницу жизни, передать содержание на русском языке во время поездки по автобану. Так сказать дать людям предварительную информацию. Режиссёр приоткрыл глаза, потом опять их закрыл и продолжал спать. Мы видели, что это никакого не интересует, и мы прекратили чтение. Когда подъезжаешь к Дрездену, то в одном месте, на возвышенности, открывается панорама города, лежащего в долине и на одном из склонов. Мы остановились. Телеоператор приготовил камеру и снял панораму этого великолепного места.

 

После этого мы направились в город.

 

В здании бывшей комендатуры сегодня — полиция. Я спросил, можем ли мы снять этот дом.

 

 

 

Да, с наружи мы можем снимать сколько угодно.

 

Кинооператор был приятным человеком. К сожалению, он был несколько своеобразным человеком. Если он установил своё оборудование, то длится очень долго, пока он соберёт все опять.

 

Мимо проходили студенты.

 

Мы пошли к одной из одноклассниц и там снимали. В заключение режиссёр был доволен, и мы могли ехать дальше. В Дрездене мы посмотрели Фрауэнкирхе и отправились назад в Берлин.

 

Так проходили дни.

 

И опять режиссёру захотелось посмотреть предварительные съёмки фильма Щлондорфа. Они были сделаны на немецком и частично на французском языках. Моя знакомая переводила и это. С ней он ездил к Шлёндорффу, и там она ему переводила.

 

В конце концов оказалось, что работы подходят к концу.

 

Одного из сотрудников посольства я сопровождал в город, когда он занимался покупками.

 

При его отлёте, мы встретились с ним на аэропорту. Два маленьких автобуса из посольства привезли его багаж, всё надо было перегрузить. Он направился в таможню, чтобы получить деньги за надбавочную стоимость купленных вещей. Потом он отвёл меня в сторонку и дал мне 300 долларов и столько же моей бывшей спутнице жизни за её услуги. Смотря на горы его покупок я подумал : «Какой мелкий и убогий человек».

 

Но дальше было ещё хуже.

 

Конечно, он хотел поскорее улететь, чтобы он мог продолжить работу в Алматы.

 

У него было письмо из киностудии, что он знаменитость и работает с известными режиссёрами и что его приглашают для продолжения работ. Студия возьмёт на себя расходы по оплате железнодорожного билета из Берлина в Алматы и назад. Письмо было адресовано на моё имя и имя моей жены. Можете себе представить. Поездка на поезде длится 4 дня. Лететь 6-10 часов, в зависимости от того, какой маршрут полёта.

 

Стоимость полёта 600 - 800 долларов. Он сэкономил примерно 300 долларов.

 

И поэтому я должен 4 дня провести в пути.

 

Кроме того, в дороге надо что-то есть и пить, но да... это было всё равно для меня непонятно.

 

Он был директором большой киностудии, а не простым сотрудником.

 

Правительство построило новую столицу на севере страны. Там было вложено много миллиардов на строительство. А тут, киностудия не имеет денег для нормальной оплаты за проезд. Не хватает 300 долларов. Я не встречал ни одного человека, который бы совершал подобный путь на поезде. Так ездили только немцы, выезжающие из страны. У них было много чемоданов, различного багажа, иногда даже они брали с собой мебель. Всё это не могло поместиться в самолёте. Но на пару съёмочных дней? Он - директор большой киностудии, друг посла Кайрат Сарыбай и друг акима из Кызылорды Мухтар Кул-Мухаммед хотел меня заставить ехать по железной дороге, чтобы ему сэкономить.

 

Это письмо я, конечно, сохранил. Оно занимает почётное место в моих документах.

 

 

Но продолжение следует.

 

Я выбрал начало мая сроком для поездки. Я хотел там остаться на два месяца, чтобы повидаться с семьей и ещё раз увидеть страну и людей. Я распечатал из интернета заявление, заполнил его, поехал в посольство отдать в консульство мои документы. Сотрудницу консульства я знал, мы встречались на собраниях общества в посольстве. Она сказала, что мне надо написать объяснение, почему я хочу так долго оставаться. При выходе она мне позвонила и попросила зайти ещё раз. Мы обговорили некоторые формальности. Я уехал домой. Я позвонил Римме в Алматы и сказал, что я ещё не получил визу и поэтому не знаю, когда я приеду. Я знал, что без готовых документов я не должен брать билеты на самолёт. Мой друг, Алексей из турбюро, понимал меня. На следующий день мне сообщили, что я могу забирать визу. Я поехал в посольство за визой, потом к Алексею за билетами. Билеты обошлись мне дороже, т. к. я их покупал позже, зато я был уверен, что всё в порядке. Опять позвонил Римме в Алматы и сообщил о моем приезде. Она, встречая меня в аэропорту, спросила неуверенно, почему я сообщил сначала режиссёру о своём приезде, а не семье. Несколько дней назад он позвонил и спросил, когда я приеду. Ага, режиссёр получил информацию о моём приезде от посла раньше, нежели я получил мою визу. Но это всё равно. Я приехал.

 

На следующий день, в субботу, я позвонил сотруднице режиссёра и сказал, что я приехал. Мы встретимся завтра. Но это было невозможно, т.к. завтра — воскресенье. Мы встретились в понедельник. Римма живёт в районе Алмагуль, там находится и студия. За мной приехали. После приветствий мне представили нового режиссёра, который будет производить съемки в стране.

 

9 мая, в День Победы съёмки должны были происходить в парке Панфилова. Там стоит памятник участникам, погибшим во второй мировой войне. Все новобрачные в день свадьбы приходят в этот парк к памятнику. В стране нет ни одной семьи, которая не пострадала бы во время этой войны. Так что это достойное место для проведения наших съёмок.

 

После этого я должен был ехать на поезде в Кызылорда 24 часа ??? Самолётом 2,5 часа. Студия экономит 40-50 долларов. Я ещё никогда не ездил на поезде. А тут, этот молодой режиссёр считает, что мы должны ехать на поезде, т. к. он хочет снять меня на фоне природы. Мы снялись в парке Панфилова. На следующий день мы встретились опять. Нам предстояла поездка в Кызылорда. Я сказал, что в Берлине мы не уделили достаточно внимания фильму. Мы не успели посмотреть концерты, которые я охотно посещаю. А что если мы это наверстаем в Алматы?

 

Хорошо, мы отложим поездку на неделю.

 

 

 

Он мне пообещал, что его друг аким, организует в Кызылорде встречу с кожа. Он говорил об этом несколько раз. И я спросил его, что он понимает под этим. Я знаю Муфти, я сам кожа, мы хотим и это снять для фильма, Телефонный разговор с Муфти. На следующей неделе он не может. Значит, отъезд откладывается. На следующей неделе раздался телефонный звонок. Ага, режиссёр должен поехать в Ниццу. Сдвиг ещё на одну неделю. О! Это Средняя Азия.

 

Вы знаете, что вы везде можете быть гостем, но гость не должен растягивать время своего пребывания.

 

Режиссёр начал рассказывать молодому режиссёру, который снимал внутри страны, обо мне. Он рассказал ему, что я ищу для себя только красивых женщин.

 

Я был поражен. Внешность женщины для меня не играет важной роли.

 

Это совершенно не так!

 

Режиссёр имел возможность вести разговор обо мне с моими женами, с моими друзьями, с моей матерью. И в результате, я вижу, что он меня не знает, не понимает и мне не доверяет. Что же это будет за фильм?

 

Я сказал кинооператору и новому режиссёру, что я простудился. Молодой режиссёр на это ответил, что я, по всей вероятности, вечером выпил слишком много коньяка. Это было невероятно. Он ничего обо мне не знал. Он не знал даже, что я вообще не пью алкоголь. Кинооператор покачал головой.

 

У Риммы дома я думал над всем этим проектом. Нет ни договора, никаких прав, никаких обязанностей, никаких средств, режиссёр мне не верит. Это означает, что он вообще не имеет представления об этой истории. Кроме того, местный режиссёр вообще ничего не понимает. Что же это будет за фильм? Я вспомнил, как он мне ответил, когда я ему сказал, что я не хочу видеть в фильме те съёмки, которые мне были неприятны. Моя сестра спрашивала меня, кто мы для него вообще, что он позволяет себе таким высокомерным тоном с нами разговаривать.

 

Я сказал Римме, что мы идём в турбюро и летим в Кызылорду. Если он позвонит, то скажи ему, что нас больше тут нет. В турфирме я получил информацию, что я после обеда могу лететь в Кызылорду. Я хотел сразу же это сделать, но моя сестра была благоразумнее, и мы перенесли полёт на следующее утро. В самолёте я вздохнул с облегчением. Я лечу в Кызылорду, к моей семье, там я буду жить с Мирамкуль. Римму я попросил сказать, что мои сёстры в Алматы не имели её координат, поэтому и ничего ей не сообщали. Я приземлился в объятия того, что было моим: Кызылорда, семья, друзья, река, аул. Я был дома. Каждому известно это чувство: ты был долго в дороге, ты опять дома. Родина? Да, тоже Родина.

 

Иногда я звонил Римме. Однажды она мне сообщила, что звонки помощницы режиссёра становятся всё более агрессивными. Хорошо, дай мне её телефон, я ей позвоню. Несколько позже я получил её телефон, сотрудница знала, что я ей позвоню. Я не хотел, чтобы кто-то знал, где я нахожусь, поэтому я пошёл на почту и позвонил оттуда. Кто это? Где ты? Мы приедем завтра!

 

Но выслушай меня!

 

Хорошо, мы приедем послезавтра.

 

Нет, я напишу вам е-майл, тогда вы поймёте, почему я исчез.

 

Я написал режиссёру е-майл. Я написал ему то, о чём написано выше. Они пошли ещё дальше. Он сказал, что он хорошо изучил мою историю, но мы- то знаем, что это не так. То, что журналистка написала, совсем не соответствовало действительности. 300 долларов зарабатывают переводчики в Берлине за два часа работы. В компетенции ей нельзя было отказать, т. к. он сам заверил её, что с её знаниями она может работать в посольстве.

 

Она работала для него больше недели и у Шлёндорффа переводила не только с русского, но и с французского. 300 долларов. В Берлине каждый день я возил его из его квартиры в центре города к себе и назад. То что он мне заплатил, не покрывало тех затрат, которые я имел. Его ответ был потрясающим. Я не хочу об этом писать. Но мне хочется к этому добавить. Во-первых, у него не было никакого сценария или набросков . Он набросал для себя заголовок: «Казахский комендант в небольшом немецком городе». Я не мог это акцептировать. Это было искажением небольшого эпизода Великой Отечественной войны.

 

Русский комендант спас жизнь моему отцу. Сегодня ханы не пошевельнули даже пальцем, что бы воссоединить семью, более того они сознательно препятствовали воссоединению семьи. И за это они должны вместе с нами получать лавры. Русский майор проявил мужество. А что сделали ханы? Не только ничего, но и постарались помешать. И за это они не заслуживают похвал. Не сказав ни слова мне, не посоветовавшись, он врал мне и моей семье. Я понял, почему я не получил сценарий, это было так надо.

 

Я хотел обратить его внимание на более важное.

 

Он написал мне, что может сделать фильм и без меня, хоть это будет и не так просто.

 

Здесь отрывок из моего Е-Майл к нему: « Что касается прав на фильм и фотоматериал, я думаю, что директор киностудии, который подписывает, может быть, сотни договоров в году, должен знать. В случае, если ты ещё с этим не знаком, то тут укороченная версия этого, что ты в любое время можешь узнать у любого профессора -юриста или в немецком посольстве в Алматы.

 

Право на собственную фотографию - часть общего права персоны. И это значит, что каждый может сам определять вообще и в каждом отдельном случае возможность опубликования этого материала. Это относится не только к фотографиям и киносъёмкам, но и к любому опубликованию о персоне.

 

В Германии это наказывается до одного года лишения свободы или денежным штрафом. Кроме того, надо иметь в виду денежную компенсацию за принесённый ущерб. Что касается этих прав, то это является частью прав человека во всём мире. Я не думаю, что в нашей стране будет на пользу из- за такого незначительного случая, из-за прихоти одного из режиссёров, получить опубликование в прессе»

 

Я объяснил ему, что он никаких прав на этот материал не имеет.

 

Я получил мои фотографии назад, и казалось, что дело на этом закончилось.

 

Фильмы, которые я получил в подарок, я переслал соотечественникам.

 

Глава «Диаспоры» был рад, что получил возможность освежить знания языка. В ответ я получил от него издание Мухтара Ауезова «Абай».

 

 

 

Аким из Кызылорды стал министром культуры.

 

7. Ханы показывают своё лицо

 

Что же было дальше?

 

Я стал, если это так можно сказать «местным жителем».

 

И это не могло быть иначе.

 

В конце концов я опять улетел в Берлин. Это было в 2007 году.

 

 

Президент, рядом с ним по правую руку министр культуры

 

Я вернулся домой, моя жена осталась.

 

Я сижу один в Берлине.

 

Документальный фильм в таких условиях не может получиться. Для этой истории не было киноматериала.

 

По телевизору я видел документальный фильм об одном немце, который в 50-ые годы работал израильским шпионом в Египте. Его разоблачили, он 5 лет сидел в тюрьме, потом его передали Израилю, он не смог работать как нормальный сотрудник в Моссаде.

 

Потом он переехал в Германию. В конце концов он умер.

 

Весь фильм был сделан так: его сын проходит мимо берлинского газетного киоска сначала в одну сторону, потом идёт в другую сторону, сын ходит туда и сюда по улицам Иерусалима, потом сын ходит по улицам одного из городов на юге Германии, потом он в больнице. И между этим: пара газетных вырезок. Было показано и несколько интервью.

 

Так я не хотел.

 

Увлекательная жизнь, интересная судьба, но плохо сделанный фильм.

 

Я решил: надо снять художественный фильм.

 

Я начал писать о моих мыслях, чувствах, событиях, всё то, как я себе это представлял.

 

Как всё это написать?

 

Я писал то, что мне приходило в голову.

Я спросил одного из моих знакомых в посольстве, может ли он мне помочь.

Он согласился.

Моя концепция доходила до момента встречи с семьей.

 

Было достаточно материала для интересной комедии, пропитанной юмором. Со временем я изменял текст, что-то добавлял или убирал, переписывал. Когда я опять приехал в Алматы, то я думал о продюсере, которого я встречал в Берлине. В конце концов Римма, после длительных поисков, нашла его телефон.

 

Мы встретились, я передал ему написанное и сказал, что я в связи с этим думал о нём.

 

В Кызылорды я ждал его ответ.

 

Он перевёл историю, но Мирамкуль сказала, что в таком виде это нельзя опубликовать.

 

Мы в течение трёх дней переработали перевод. В результате был текст, описывающий начальную фазу нашей семейной истории. Примерно до того самого места, когда я в первый раз возвратился в Берлин.

 

До этого места всё было весело, хорошо, можно было радоваться всему.

 

Но продюссер сообщил мне, что в стране никто не будет снимать эту историю.

 

Бывший посол работал теперь в штате президента, кызылординский аким был министром культуры. Мне даже кто-то сказал, что он умер, но это было не так.

 

Никто не хотел делать фильм с нашим сюжетом. Да, это так.

 

И я опять улетел в Берлин.

 

Здесь тоже никто не интересовался этим проектом.

 

Конечно, я имел на примете людей, которые уже снимали интересные фильмы. Некоторые из них уехали за границу, других я потерял из виду. Даже кинооператор, о котором я говорил - исчез.

 

Всё это мне напоминает то, что я уже пережил. Одна моя знакомая из Дрездена приезжала к нам в Берлин со своим другом-художником. Я спросил его, как он считает, какое место он занимает в среде художников. Ответ: « До сих пор я находился во втором эшелоне, но после того, как многие написали заявление с просьбой о выезде из ГДР, я передвинулся в первый ряд. Нет, не потому, что я лучше стал, а потому, что лучшие уехали на запад».

 

 

2009 год был годом стран Средней Азии в Германии. Послы этих стран выступили в прессе с информацией, что в связи с этим намечается провести более 100 различных мероприятий.

 

В начале года приехал президент и открыл юбилейный год совместно с немецким президентом. Я получил приглашение из посольства. Я спросил мою мать, хочет ли она тоже пойти со мной. Она очень обрадовалась. Я написал послу, что я хочу прийти с моей матерью, но я прошу учесть, что ей больше 80-ти, и она инвалид. Мы получили билеты на последнем бельэтаже. Это было так высоко, что туда даже не доходил лифт. Сверху был виден весь дипломатический корпус, сидевший по предписанию. После окончания официальной части моя мать сказала, что у неё болят ноги и она хочет домой.

 

Пару недель позже в Берлинском Тагесшпигеле была опубликована статья о дипломатическом корпусе этой страны. Журналист с восхищением рассказывал о дипломатах и говорил, что между собой у них отличные отношения, даже можно сказать дружественные. И как пример он привёл тот факт, что жена посла этой среднеазиатской страны спонтанно пригласила всех друзей на эту встречу.. Ага! Я подумал о моей матери.

 

Я решил написать письмо президенту. В приложении к письму был приложен мой проект фильма, е-майл - переписка с режиссёром, из которой было видно, почему съемки были прекращены, и письмо о том, что его чиновники не имели никакого интереса поддержать съемки фильма и только препятствовали реализации оригинальной истории соединения семьи.

Никакой реакции.

На все последующие мероприятия, которые проходили в посольстве, я не получал приглашения.

 

Ханы не только мешали нашей семье соединиться, но теперь они объявили меня персоной нон града. По меньшей мере тут они были ресеквентней.

 

Наше общество в этом году прислало мне только один раз приглашение на собрание общества. Я встретил там одного сотрудника из министерства культуры по имени Абай из Астаны.

 

Он спросил меня, приду ли я на заключительное собрание в декабре. Этот вопрос задавали мне и другие. Мой ответ был: «Конечно, нет». Почему нет? Посол не приглашает меня. Так продолжалось и дальше.

 

Я видел удивление на лицах моих собеседников, но это отвечало действительности.

 

Страна, правительство, нация празднуют, но такая судьба, как у меня при этом никого не интересует.

 

Президента выбрали снова.

 

Два года позже после первого письма, я написал второе письмо президенту.

 

Министерство культуры написало ответ, в котором замминистра сообщил мне, что президент поручил им проверить, может ли киностудия реализовать мой проект фильма.

 

Он настаивает на том, что сначала надо закончить документальный фильм.

 

Мой ответ был чёткий - этого фильма не будет. Я приложил к письму нашу переписку, из которой было видно, что произошло.

 

Кроме того, я просил, чтобы киноматериал был уничтожен и чтобы мне прислали протокол об этом. На это я имел право.

 

Несколько позже пришло письмо от директора миграционной полиции, чтобы я пришел в посольство по вопросу упорядочивания документов, которые необходимы для эмиграции в страну. Один из вице-консулов прислал мне подобное письмо. Я ответил, что цель переезда для воссоединения семьи уже неактуальна, поздно. Моей матери уже 80 лет, и она живёт одна в Берлине, поэтому я не могу эмигрировать в другую страну. И у меня осталось только два желания:

 

первое - я хочу отдать честь моей матери и

 

второе - у меня есть сёстры, которые живут в тяжёлых условиях и никогда

 

сами не смогут выйти из этого положения. Поэтому я хотел бы создать для них лучшие условия жизни. Я глава семьи, поэтому это моя обязанность. Я старался это осуществить, но у меня не было возможности.

 

Это были мои пожелания. Естественно, ответа я не получил.

 

Вернёмся к министерству культуры.

 

Я получил от одного замминистра письмо, в котором говорится, что национальный закон запрещает передачу или уничтожение киноматериала.

 

Права на это имеют только те, кто это финансировал (я имел определённые расходы при съёмках) и режиссёр, который как художественный оформитель, тоже имеет эти права. Были сноски на международные законы, которые были частью этого закона.

 

Сначала я хотел написать ответ, но потом не стал этого делать.

 

Меня спросили, хочу ли я получить материал через суд. Тут не было бы никакого риску. Я сказал: «Нет».

 

Они нарушили закон в том смысле, что материал фильма был обо мне, о моей персоне. Нельзя получить права, нарушив чье-то право.

 

Это международный закон, но только не в этой среднеазиатской стране.

 

Мы подходим к концу этой истории.

 

Эпилог

 

15 лет длились эти события, начиная с моего первого шага по воссоединению семьи, после крушения восточноевропейских систем.

 

Естественно, очень много весёлых, трагичных, банальных эпизодов я не рассказал. И так как никто не хочет снимать фильм, то я напишу книгу обо всём.

 

Посольство, здесь в Берлине, могло бы быть спонсором книги одного немца оттуда, которому президент хотел дать орден, немцу, который критически относится к обществу. Когда я задал вопрос, почему я не могу получить спонсорство, учитывая всё это, я получил ответ: «Потому, что твоё имя не известно».

 

В этой среднеазиатской стране живёт более ста национальностей. Страна гордится тем, что все живут мирно. Это официальная версия. Как можно этому верить, если такая судьба, как наша, игнорируется руководством.

 

Один человек, это депутат из Кызылорда, который был тронут и высказывался сердечно, который дал возможность показать по местному телевидению передачу «Люди нашего города», является исключением из этого. Я ему благодарен.

 

Поддержку я получил от многих простых людей, которых я встречал.

 

Даже здесь, в Германии, люди рады за нас. Видя предстоящее прекрасное воссоединение семьи, люди относились к этой среднеазиатской стране с теплотой.

 

Но всё изменилось. Ханы сделали тусклым блеск этой среднеазиатской страны.

 

Верхушке наша судьба безразлична, иногда я был неудобен им, и поэтому моя история называется «Ханство».

 

И в заключении:

 

Сейчас, в феврале 2012 предстоит опять визит президента в Берлин.

 

Его будет принимать канцлер, президент, будут вести важные переговоры, будут подписаны соглашения, пресса будет об этом писать.

 

Президент страны, которая не хотела воссоединить семью, посещает канцлера той страны, которая приняла в свою страну почти миллион жителей его страны.

 

Объяснение по содержанию

 

Аул

деревня

 Ханство

Ханство, это центральноазиатская версия европейского средневековья, т. е. феодальный абсолютизм со всеми его последствиями. Имеет место как ярко выраженная форма семейственности.

 Замечание для данного случая: характер и выражение не путать.

 Так Султан Сулейман Великолепный, правитель османской империи 500 лет тому назад, ввёл правило, что каждый человек мог обратиться к господину для решения его вопроса и мог получить ответ. В сегодняшнем центральноазиатской стране ещё не дошло до этой степени развития, как вы увидите в нижеследующем.

 Кожа

В новом издании мировой истории издательства Фишера, том 10 (издательство C.Фишер, 2012)- Центральная Азия, автора Юрген Пауль, можно прочитать о кожа:

 «В некоторых местах можно наблюдать группы, пользующиеся особым уважением.

 Их линия идёт от пророка Мухаммеда ( Cаиды) или от одного из первых четырёх калифов или от другой важной фигуры исламской истории - это предпочтительно, но не исключительно из арабской.»........»В Казахстане встречаются группы кожа (из персидского –учитель), которые очевидно в прошлом были известны как сторожа святынь или как потомки зуфитских мастеров (и поэтому могли фигурировать как религиозные специалисты).

 Позже они вели свой род от калифа Али Талиба (656-661) и не считались казахами. Точно также как и потомки Чингиз Хана они как «белая кость» они находились вне племенного быта. При этом эти группы по языку и по всему остальному не отличаются от туркменов, казахов и др. Все эти группы вели и отчасти ведут до сегодняшнего дня генеалогию в письменном виде (при чём письменность арабская).

 Они были эндогамы, не отдавали дочерей чужим. В настоящее время они часто пользуются уважением, люди боятся их гнева и считают их более религиозными, чем другие.»

 

Центральноазиатская Страна

Под ней подразумевается Казахстан.

 

Список названных лиц    

А
Абай (Ибраһим) Құнанбайұлы
Абдурахман
Айтматов, Чингиз Торекулович
Алексей
Али
Алмахан
Аманбол
Аментай, Дидар
Ануар
Азимов, Сергей

Б
Бурибаев, Аскар Исмаилович

В
Вегенер, Хeди

Г
Гаийб, Иран
Гаусс, Гюнтер
Грунд, Манфред

Д
Дрозд, Володимир Григорович

E
Ева
Эрльер, Гернот

Ж
Жазминка

З
Зере

К
Калижанов, Уалихан Калижанулы
Кул-Мухаммед, Мухтар Абрарулы

М
Менлибаева, Алмагуль
Метгер, Ёрг
Мирамкуль
Мухаммед
Мухамеджанов, Калтай Мухамеджанович
Муратов, Бауржан

Н
Назарбаев, Нұрсұлтан Әбішұлы
Нуралиева, Анипа
Нуралиев, Аментай
Нуссуповб Болат

О
Омарова, Гульжан
Оразалин, Нурлан Мыркасымович

П
Петерзен, Герта

Р
Роте Фанни
Роте, Макс

С
Сарыбай, Кайрат Шораулы
мои Сестра: Алия, Ак-Баян, Аида, Белла, Мира, Римма, Рита, Роза, Света

Т
Томас, др Ингрид

Ш
Шлёндорфф, Фолкер

Ч
Чорн, др Ева-Мария

Я
Яссауий